— Оттуда он бы услышал репетицию.
— Именно так. И дождался бы возможности выйти и сделать фотографию через отрытое окно. Это возможно. Если только, — сказал мистер Реес и стукнул правым кулаком по левой ладони, — если только этот мерзкий Филин снова не принялся за свое. Что угодно, только не это.
— Расскажите мне, пожалуйста, кое-что о вашем персонале. Вы сказали, чтобы я действовал как представитель полиции, и это был бы один из стандартных вопросов.
— Нед Хэнли ответил бы вам лучше, чем я, он об этом больше осведомлен. Он приехал сюда из Австралии и сам всем занимался. Один слишком амбициозный отель прекратил свое существование, и он нанял оттуда восемь человек и экономку на то время, что мы будем пользоваться домом. Марко не был одним из этих восьми, но насколько я понимаю, у него были отличные рекомендации. Нед вам расскажет.
— Он, конечно, итальянец?
— О да. Но с австралийским гражданством. Он только что раздул целую историю из этого происшествия, но, думаю, от сути событий он не отклонился. Надеюсь, что гости и артисты, если эта история все-таки до них дойдет, не станут делать скоропалительных истеричных выводов. Может быть, стоит непринужденно рассказать о том, что мы поймали парня, который переплыл озеро, и вытолкали его в шею? Что думаете?
Прежде, чем Аллейн успел ответить, открылась дверь и вошел синьор Беппо Латтьенцо. Его безупречные белые шорты и шелковая матроска были в полном беспорядке, и он обильно вспотел.
— Мои дорогие! — воскликнул он. — Драма! Охота началась. Сама Гончая Небес
[21] не могла бы быть более старательной. — Он рухнул в кресло и принялся обмахиваться ладонью с растопыренными пальцами. — «Над холмами, над долами, сквозь терновник, по кустам»
[22], как говорила прилежная фея, и как говорю я. Так приятно быть «прилежной феей», — тяжело дыша, жеманно выговорил синьор Латтьенцо.
— Ну и как? — спросил Аллейн.
— Ничегошеньки. Преданная Мария, мой дорогой Монти, просто неудержима. Бегала по лесу не хуже нас. Свою сетку для волос она оставила как жертвоприношение по обету на переплетенных колючках куста, который, как мне сообщили, прозван «Лесным адвокатом»
[23].
Синьор Латтьенцо любезно улыбнулся мистеру Реесу и бесстыдно подмигнул Аллейну.
— Это, — заметил он, — не порадует нашу диву, да? И если уж говорить о гончих и настойчивости, то как насчет неустрашимого Филина? Какое рвение! Какая преданность делу! Убеги она даже к далеким антиподам, затаись она, так сказать, на волшебном острове (и добавлю, с величайшим комфортом), он разнюхает, где она. Можно лишь аплодировать ему. Признай это, дорогой Монти.
— Беппо, нет причин считать, что этот Филин как-то причастен к произошедшему, — возразил мистер Реес. — Это нелепая идея, и мне совершенно не хочется, чтобы Белла втемяшила это себе в голову. Это самое обычное происшествие с участием какого-нибудь местного хама, так что нечего раздувать из этого смехотворную драму. Ты, как никто другой, отлично знаешь, что она может отреагировать слишком остро, и после вчерашнего потрясения я в самом деле должен просить тебя проявить крайнюю осторожность.
Синьор Латтьенцо вытер пот под левым глазом. Он подышал на свой монокль, протер его и посмотрел в него на хозяина дома.
— Ну конечно, мой дорогой Монти, — спокойно сказал он. — Я понимаю. Прекрасно понимаю. Не было никакого фотографа. Хлоп! И он испарился. А теперь…
Дверь распахнулась и широким шагом в комнату вошел Бен Руби. У него тоже был измученный вид.
— Послушай, Монти! — закричал он. — Что это, черт подери, за идея? Эти твои слуги все как один говорят, что чертов Филин снова объявился, и что нужно вызывать полицию. Что происходит?
IV
Бледный от досады мистер Реес собрал в кабинете всю прислугу, включая водителя и рулевого. Аллейн, которого попросили остаться, восхитился тем, как была организована эта сцена, и абсолютным авторитетом, которым, по-видимому, обладал мистер Реес. Он повторил объяснение, о котором они договорились: изложил им теорию о вторгшемся на территорию дома нахале и полностью раскритиковал идею о появлении Филина.
— Забудьте об этой идиотской идее, пожалуйста, — холодно сказал мистер Реес и многозначительно посмотрел на Марию. — Вы понимаете? Вы не должны говорить об этом мадам. — Он добавил несколько слов по-итальянски; Аллейн был не очень силен в этом языке, но решил, что прозвучала угроза немедленного увольнения, если Мария не подчинится приказу.
Мария, плотно сжимавшая губы, сверкнула глазами на мистера Рееса и пробормотала что-то неразборчивое. После этого всех отпустили.
— Шансов у тебя немного, — сказал Бен Руби. — Они все равно разболтают.
— Они буду вести себя как следует. Возможно, за исключением этой женщины.
— Да, непохоже было, что она готова сотрудничать.
— Ревнует.
— А! — воскликнул синьор Латтьенцо. — Классический случай: госпожа и камеристка. Белла, несомненно, многое ей доверяет.
— Без сомнения.
— Что ж, сейчас она ничего не сможет ей сказать. Ripetizione
[24] все еще идет полным ходом.
Бен Руби открыл дверь. Из дальнего конца холла, из-за стены концертного салона доносилось пение, которое словно бы возникало из ниоткуда; оно было бесплотным, как будто исходило из противоположного конца какого-то слухового телескопа. Над тремя непримечательными голосами парил несравненный четвертый.
— Да, — сказал синьор Латтьенцо, — это ripetizione, и они добрались только до квартета — всего треть оперы. Они сделают перерыв на обед в час тридцать, а сейчас двадцать минут первого. Пока что мы в безопасности.
— Я бы на это не рассчитывал, — покачал головой Бен Руби. — Она любит, когда Мария у нее под рукой на репетициях.
— Если вы не возражаете, — сказал Аллейн, — я думаю, мне стоит немного осмотреться.
Трое мужчин минуту молча смотрели на него. Затем мистер Реес встал.
— Вы ведь не верите, что… — начал он.
— О, нет-нет. Но мне пришло в голову, что можно найти что-нибудь, что подтвердит теорию о гадком нахале.
— Что, например? — спросил Бен Руби.
— Что-нибудь, — беззаботно сказал Аллейн. — Никогда не знаешь, что попадется. Иногда случаются неожиданные находки. Как и вы, я не особенно на это рассчитываю.
