Принял, понял, спасибо.
Ему внезапно пришло в голову, что получившаяся картина достойна кисти Сальвадора Дали: бирманский гонг на острове в Новой Зеландии, бьющий в него человек, наволочки на мокром берегу, на дальнем берегу — еще одна фигура, машущая руками. А на заднем плане — цепочка не имеющих к этому отношения людей, появляющихся из дома через определенные промежутки времени, ибо из дома поочередно вышли, присоединившись к подтянутой и опрятной миссис Бейкон, доктор Кармайкл, Хэнли, Бен Руби, синьор Латтьенцо и мистер Реес.
Миссис Бейкон дала Аллейну бинокль. Он настроил фокус, и внезапно перед ним появился рулевой Лес. На нем была красная шерстяная шапка и штормовка. Он вытер нос рукой в рукавице и показал в сторону колокольни. Он собирался сигналить снова. Он помахал руками, словно желая сказать: «Подождите», и вошел под навес.
— Доннн! — зазвонил колокол, и звук подхватило эхо: «онн, онн, онн».
На этот раз Аллейн расшифровал сообщение с первой попытки. Мотор катера сломался. И снова: Мотор катера сломался.
— Черт! — выругался Аллейн и выместил свои чувства на гонге.
Мистер Реес, одетый в американский охотничий плащ и перчатки из свиной кожи, уже стоял рядом с ним.
— Что он сообщил? — спросил он.
— Помолчите, — ответил Аллейн. — Извините. Он снова сигналит.
Лес просигналил: Надеюсь, временно.
— Бум! — подтвердил Аллейн. «Умм, умм, умм», подхватило эхо.
— Конец связи, — просигналил Лес.
— Бум.
Аллейн в бинокль смотрел, как Лес спускается к причалу, на который то и дело накатывались волны. Он увидел, как Лес увернулся от волны, поднялся на катер, зацепившись за швартовы, и исчез в моторном отсеке.
Он рассказал мистеру Реесу о том, какими сообщениями они обменялись.
— Я должен извиниться за свою неучтивость.
Мистер Реес отмахнулся от извинений.
— Значит, даже если озеро успокоится, мы все равно отрезаны от мира, — сказал он.
— Он ведь сказал, что надеется на то, что это временная проблема. А к тому времени, когда он починит мотор, ветер наверняка уляжется, и можно будет воспользоваться вертолетом.
— Вертолет в Кентербери. Вчера он отвез обратно настройщика роялей и остался на той стороне.
— Совсем нам не везет, — сказал Аллейн. — Я могу поговорить с вами в доме?
— Разумеется. Наедине?
— Думаю, лучше да.
Когда они вошли в дом, Аллейн получил некоторое представление об авторитете мистера Рееса. Синьор Латтьенцо и Бен Руби явно ожидали, что вернутся с ним вместе с его кабинет. Хэнли нерешительно топтался неподалеку. Ни слова не сказав никому из них, мистер Реес одним своим видом дал им понять, что этому не бывать.
Синьор Латтьенцо, нарядившийся в широкую накидку и тирольскую шляпу, сказал:
— Бен, дорогой, дождя нет. Может быть, мы рискнем прогуляться для улучшения пищеварения? До посадочной площадки и обратно. Что скажешь?
Мистер Руби без особого энтузиазма согласился.
Мистер Реес обратился к Хэнли:
— Кажется, дамы спустились в гостиную. Узнайте, пожалуйста, не нужно ли им чего-нибудь. Мне вы пока не нужны.
— Конечно, сэр, — сказал Хэнли.
С улицы вернулся доктор Кармайкл. Аллейн сказал хозяину дома, что доктору стоит присоединиться к ним в кабинете.
Когда они снова уселись в мягкие кожаные кресла в этой необыкновенно неприятной комнате, Аллейн сказал, что мистер Реес, вероятно, захочет узнать о событиях прошлой ночи.
Он рассказал о них довольно подробно, почти ничего не сообщив о костре, который устроил в камине Руперт, и многое сообщив о действиях Марии и о дежурстве Берта. Мистер Реес слушал его со своей обычной пассивностью. Вполне возможно, подумал Аллейн, что он тоже ходил по дому ночью; интересно, не он ли смотрел вниз в холл с лестничной площадки. Было бы вполне в характере мистера Рееса ничего не сказать о собственных перемещениях, и позволить Аллейну самому рассказать обо всем, не перебивая его.
— Надеюсь, вам удалось поспать ночью.
— Признаюсь, не особо. Я и в обычные времена не сплю крепко. Я был вам нужен?
— Мне лучше объясниться. Я то и дело твержу о том, что и я, и мы все здесь просто топчемся на месте до прибытия полиции. Трудно решить, как далеко я могу зайти в расследовании, не нарушая прав и приличий. Важно было, насколько это возможно, сохранить в неприкосновенности место преступления. Я подумал, что вы, возможно, готовы что-то рассказать мне о прошлом мадам Соммиты и о любых событиях, которые хотя бы косвенным образом могли бы относиться к этому чудовищному преступлению.
— Разумеется, я расскажу вам все, что смогу.
— Пожалуйста, не думайте, что вы обязаны это делать. Конечно же, это не так. А если мои вопросы окажутся неуместными, вы можете оставить их без ответа и комментариев, и, надеюсь, мы останемся не в претензии друг к другу.
Мистер Реес слабо улыбнулся.
— Хорошо, — сказал он, — договорились.
— Дело обстоит так: я, как и все остальные, задаю себе вопрос: не связано ли это преступление каким-либо образом с делом Филина, а если связано, то может ли его мотив иметь долгую историю. Основанную, возможно, на какой-то вражде. Как между кланами Макдональдов и Кэмпбеллов
[54], например. Конечно, в наше время они не стали бы прибегать к резне такого чудовищного масштаба. Скорее, лучше привести в качестве примера Монтекки и Капулетти.
Слабая улыбка мистера Рееса стала более выразительной.
— Вы, наверное, больше склоняетесь к семействам Лучано и Костелло?
[55]
Он раскусил меня довольно шустро, подумал Аллейн и ответил:
— В каком-то смысле да. Это пришло мне в голову из-за ее итальянского происхождения. Все это настолько потрясает своей нелепостью и… театральностью. Насколько я понимаю, мадам Соммита была урожденной Пепитоне, сицилийкой.
— Вы хорошо осведомлены.
— Когда мы с Трой получили ваше письмо, где вы приглашали меня приехать вместе с ней и заняться делом Филина, Скотленд-Ярд провел небольшое расследование. То, что Филин действует в качестве некоего агента, действительно казалось маловероятным. Я хотел спросить вас, приходило ли вам когда-нибудь в голову что-либо подобное.
