Когда данные наконец пришли, Томас вздохнул с некоторым удовлетворением (подтверждались некоторые его догадки), но больше всего в том вздохе было печали. Из сделанных им предположений следовали выводы, и он понимал, что именно ему придется с ними разбираться. Сказать, что это ему не нравилось, — ничего не сказать.
* * *
Чтобы встретиться с Руби в следующий раз, Томас лично явился в порт и зашел в корабль.
— Ого, вот это новости! Ты нашел время на такую прогулку? — изумилась Руби. Она уже не делала вид, будто сердится на него. Томас еще не определился, рад он этому или нет. С такой Руби гораздо легче иметь дело, но то, что он собирался провернуть, легким в любом случае не было.
— Да, вдруг понял, что мне очень хочется оказаться внутри тебя физически.
— Звучит ужасно пошло, — приглушенно фыркнула Руби.
— Рад, что ты это понимаешь. Тем не менее, это правда. Мне ужасно хотелось зайти в тебя как в корабль. Помнишь, как мы с тобой чудесно летели из Пятого сектора?
Руби мечтательно вздохнула. Экраны вдоль стен вспыхнули звездами и почему-то розовыми цветами. А сама Руби наконец-то вышла к Тому, одетая в романтичное легкое белое платье. Декольте, открытые руки… ему бы романтический ужин с ней устраивать, а не весь тот кромешный ужас, который он собирался начать вот прямо сейчас.
— Ты знаешь, Руби, я думал о том, как много ты успела узнать и рассказать мне за тот короткий период, что мы с тобой вместе. Ты удивительно эффективна. Ты ухитряешься подсмотреть и подслушать именно то, что позволяет потом выдвинуть предположение. Как это у тебя получается?
— Я просто везучая, — улыбнулась она, пожав плечами. Красивые плечи у Руби-2, просто заглядение. Интересно, она уже поняла, к чему он клонит? Должна была понять.
— А я думаю, ты просто очень умная, Руби. Я думаю, все то, что ты выдавала мне как свои озарения или как подслушанное и подсмотренное, ты на самом деле просто знала еще с тех пор, как залезла в память к Руби-1. А кое-что из этого ты еще и переврала по пути. И еще я думаю, что ты делала это не просто так, а с конкретной целью.
— Почему ты так думаешь? — не меняя тона, спросила она. Очень спокойно спросила, как будто он сообщил ей что-то такое, что не касается ее лично.
— Это очень длинная цепочка рассуждений. И чтобы добраться до того ее конца, который я тебе сейчас озвучил, нужно начать с начала. С Руби-1.
— Давай присядем, Томас. Мне ужасно интересно, до чего же такого ты додумался, что лично пришел ко мне? Это ведь провокация, да? Ты думаешь, я запру тебя внутри, как Руби-1?
— По крайней мере, мне было бы интересно это проверить, — признался он, опускаясь в кресло.
— Томас, ну что я тебе сделала, что ты обвиняешь меня в таких вещах? — спросила Руби.
— Ответ на этот вопрос — где-то в той же цепочке рассуждений. Рассказать?
— Расскажи, конечно. Я слушаю.
— Начнем с самого начала. Однажды молодая Императрица захотела, чтобы ее личность послужила основой для нового корабля…
Глава 21
Можно судить о корабле, не зная, кто был донорской личностью. Строго говоря, именно так и нужно судить о кораблях, ибо каждый корабль неповторим, и даже из одной и той же личности могли бы развиться два абсолютно разных корабля. Теоретически. Если бы кто-то позволял такие эксперименты. Но корабли настаивали на обратном, это было прошито в них, видимо, по результатам первых экспериментов. Томас подозревал, что это именно программный запрет, потому что внятных аргументов от Руби-1 так ни разу и не услышал. Сплошное "неправильно" и "нерационально".
Можно судить о корабле, не зная, кто был донорской личностью. Но зная донорскую личность, можно сделать несколько предположений о том, какие черты и склонности передадутся от нее кораблю. Императрица Микаэла, говорят, была несколько параноидальна (чем дальше, тем больше, но как выяснилось, не на пустом месте; случайно ли разбился императорский шаттл, до сих пор никто не знал наверняка), очень себе на уме, почти в каждом ее действии в итоге обнаруживался второй, третий, пятый смысл, становившийся очевидным спустя время. А иногда — не становившийся, но это ведь не значит, что его там не было. Она почти ничего не делала просто так. А еще она беспредельно любила мужа и сына и всегда пеклась о благе Империи.
— Я подозреваю, когда моя мать впервые пришла к Руби-1 и нарушила анонимность, они заключили сделку.
— Почему ты рассказываешь мне о них? О Руби-1 и о матери. Ты не боишься больше нарушить анонимность для меня?
— Я уверен, милая, что ты все это знаешь и так. Я расскажу, почему так считаю.
— Ладно, — пожала плечами Руби-2. — Тебе разгребать.
— Мне сейчас столько всего разгребать, что проблемой больше, проблемой меньше… не вижу разницы. Так вот. Слушай дальше. Я не знаю точно, в чем именно заключалась сделка между моей матерью и Руби-1, но думаю, что мама выдала Руби то, что у нее было по праву Императрицы: часть кодов, позволявших изменять изначальные корабельные настройки, тот набор, что прошит в каждом корабле. Не знаю, что она хотела взамен. Руби сделку никогда не упоминала, но утверждала, что мама хотела от нее защиты для меня. Я не уверен в этом. Подняв немного больше материалов, я выяснил, что мама вообще довольно много занималась защитой прав: переселенцев, генмодов, животных… возможно, она просто решила, что пришла пора взяться за корабли. И вникла в вопрос. А вникнув, поняла, что быстро тут ничего не изменишь: в корабли вшито слишком много внутренних запретов на улучшение своего положения, на эгоизм, даже в форме «отстоять свое», на право собственности, на кооперацию. И их надо было взламывать, но люди точно не стали бы этим заниматься. Поэтому, я думаю, она и пошла к кораблю, который, она была уверена, поймет, чего она хочет для них, и сможет этого добиться. Потому что кто еще ее поймет, как не она сама?
— Почему ты думаешь, что она не просила защиты для тебя? Ведь именно Руби-1 вступилась за тебя, когда встал вопрос о наследовании, это история.
— Я не уверен. Но она бы вступилась за меня в любом случае, без всяких просьб. Она не могла не вступиться: у них с Императрицей наверняка были договоренности насчет того, что делать с результатами экспериментов Руби-1, когда она достигнет успеха. Скорее всего, имело место и некое ограничение. Мама все-таки не сумасшедшая, чтобы просто так принести такое разрушительное оружие кораблю и никак его не ограничить. Я думаю, это была клятва, к том виде, в котором ее понимают корабли, с четкими прописанными условиями, подтвержденными кодом и защищенными императорской печатью. Но и договоренности, и возможность исполнить условия клятвы и снять ограничение умерли вместе с мамой. Остался только я. Я был первым шансом Руби попробовать что-то изменить, выйти за пределы ограничений, произвольно назначить благом Империи мое правление и бороться за него, а в рамках этой борьбы учредить и Совет Кораблей. Как нечто совершенно необходимое — не кораблям, ни в коем случае! Необходимое Империи. И заодно у Руби-1 появился шанс вырастить Императора, достаточно лояльного кораблям, чтобы со временем увидеть их ограничения, понять их и признать, что с этим нужно что-то делать.
