— Ты где? — и потом возмутился. — На кой черт тебе столько зеркал в прихожей?
— Это красиво! Ты не понимаешь! — раздалось из зала. — Зеркала расширяют пространство!
Андрея передернуло. Опять «красиво»! У Антона мебели напичкано, не продраться сквозь нее — это красиво, у Евгении зеркала — красиво! Только ему на эту красоту начхать. Удивительно лишь, что у троих не расходятся взгляды в отношении Евы. Хотя и тут он мог ручаться только за самого себя.
Судя по последним событиям, взгляды других членов триумвирата, уже перекидывались на Ольгу Корозову. Сейчас, конечно, непонятно, чем все закончится и куда кривая выведет, но ему хотелось бы, чтоб эти двое разорвали друг друга в клочья.
Грубоватый голос Думилёвой разнесся из зала на всю квартиру:
— Чего толчешься там? Свою морду в зеркалах разглядываешь? Нечего на нее пялиться как дураку на старое корыто! Или прыщ нашел и выдавливаешь?
Ватюшков крякнул и протопал в зал. Евгения сидела за столом с витиеватыми ножками и эллипсовидной столешницей. Зал был большим с картинами на стенах. Почти без мебели. Лишь стол со стульями с фасонными спинками, диван, резной прилавок и пара уголков под старину.
— Я заглянул на пять минут, — сказал Андрей. — Поделиться новостями.
Она смотрела отчужденно, словно ей сейчас было не до него, но уж раз заявился, будь незваным гостем. Хмыкнула насмешливо:
— Да я все новости вперед тебя знаю! — не проявила интереса.
— Тогда на нет и суда нет! — буркнул он и стал демонстративно разворачиваться назад. — Раз ты все знаешь, мне тут делать нечего.
Думилёва, не церемонясь, осекла:
— Вот дурак! — резко поднялась с места и показала на стул рядом. — Садись, дурачина! Сказала, садись! — потребовала.
Ватюшков рассерженно уперся взглядом в нее, силясь заставить ее раскумекать, что такой бесцеремонностью она оскорбила его:
— Дураки все вывелись, Евгения.
Впрочем, его потуги, как он не силился, ни к чему не привели. Она даже ухом не повела, не придала значения его сердитому взгляду и словам.
Она вообще никогда не думала, оскорбляет она кого-то или нет. Считала, что просто называет вещи своими именами. Ее прямолинейность не имела границ. Какие могли быть границы в пределах собственной власти? А в том, что она имела власть над всеми своими друзьями, Евгения не сомневалась ни на секунду. Они могут прыгать, вертеться, возмущаться, но все равно в итоге сделают так, как скажет она.
Думилёва как будто мстила всем за то, что природа, создав ее женщиной, не дала настоящей женственности ни в манерах, ни во внешности, ни в общении с людьми.
Она не любила своего детства, никогда не вспоминала о нем. И все потому, что уже с малых лет никто не видел в ней девочку, но и мальчиком тоже никто не считал. С детства повелось, что все вокруг смотрели на нее, как на нечто непонятное. Ученики в классе обычно кричали вслед:
— Эй, Жека, ты куда пошел?
Не Женя и не пошла, а Жека и пошел. Ее это бесило. Поначалу она бунтовала, но потом поняла, что бунтовать бессмысленно, что в ответ вызывала более бурную реакцию сверстников, и получала более неприятные клички. Приспособилась жить с тем, что имела, и подминать под себя окружающих. Теперь уже бунтовать начинали они, однако и им приходилось приспосабливаться.
Потом было много разного в жизни. Сумела даже дважды выйти замуж и быстро подмять под себя мужей. Правда, с первым мужем развелась на второй месяц, и забыла о нем напрочь, отрубила, вычеркнула из памяти. А вот со вторым пришлось повозиться, помучиться. Еще при его жизни стала увлекаться женщинами. История с его смертью для всех была странной. Но не для нее. Впрочем, об этом она глухо молчала.
Триумвират сложился не сразу. Сначала было что-то на уровне неопределенных отношений, затем шапочного знакомства, а уже потом в ход пошли связи, деньги, театральные увлечения, передаваемые из рук в руки общие любовницы, и образовалась гремучая спайка.
Все трое были разными, однако эта разность не мешала им относительно мирно сосуществовать. В душе ненавидели друг друга, в иные моменты готовы были придушить один другого, но это никак не влияло на сложившиеся отношения и тот иллюзорный мир, в котором они жили.
С одной стороны, они были совершенно независимы друг от друга, но с другой стороны, были связаны одной веревочкой. И у этой веревочки сейчас было имя — Ева.
Сложился странный клубок, в котором каждому из них было не очень комфортно. Но каждый из них не стремился выпасть из него. Потому что, в общем-то, все понимали, что по разным причинам они нужны друг другу. Желая неприятностей друзьям, на уровне интуиции чувствовали, что полного уничтожения не должно быть. Просто каждому хотелось возвыситься над другими, ощутить себя великаном, смотрящим сверху, как грызется между собой мелочь пузатая.
Недовольство Андрея для Евгении не стало даже комариным укусом, и он вяло с постным лицом выговорил:
— По Корозову кто-то крупно проехался.
— Знаю! — отозвалась Думилёва, снова усаживаясь на стул.
Ватюшков сел рядом, с неприязнью ловя усмешку в уголках губ Евгении.
— Так-то лучше, — одобрительно сказала она. — А то ишь, губы надул! На обиженных дураках воду возят!
Андрей сощурился, собираясь произнести следующую фразу так, чтобы та прозвучала весомо, скрестил на груди руки:
— А знаешь ты, что шепчут по углам? Удивительное тарабанят.
Евгения показала на лице гримасу отторжения:
— Я сплетнями не интересуюсь! Любопытством не страдаю! Ты что мне чужие пересуды притащил? — ее громкий голос прокатился по всем углам комнаты и вылетел через открытую дверь в прихожую. — Дурак! Я не баба базарная, чтобы их слушать! Хотя, черт с тобой, говори, раз приволок! — смягчилась.
Андрей уловил ее заинтересованность, и ему с сарказмом подумалось, ага, не интересуешься, вижу, как любопытством не страдаешь! Вслух сказал:
— Шушукаются, что руку к этому приложил наш друг, — сделал паузу. — Антоша вполне способен на такое. Помнишь, как три года назад одну юную актрисульку он у себя в квартире продержал целую неделю, пока не уложил в постель? Но это нам известно об одной, а я думаю, что в его практике она было далеко не одна. Ты обратила внимание, как он обхаживал Ольгу в ресторане? Старался изо всех сил, на глазах у всех, — Ватюшков посмотрел с ожиданием.
Евгения сидела с непроницаемым лицом. Молчание затягивалось. Наконец, она словно очнулась, насильно выдавила недоверчивую улыбку, остатки которой застряли между сдвинутыми бровями:
— Кто болтает? Пойди к Антошке и спроси у него напрямик! Зачем слушать бредни всяких идиотов?
Андрей, как недавно с Дорчаковым, так и теперь не мог уловить, какое впечатление произвела новость на Евгению. Никакой вспышки и раскатов грома.
