Аристарх опустился на стул, бросил укоризненный взгляд на Глеба. Всегдашняя выдержка Корозова на этот раз подводила его. Конечно, его можно было понять, не просто сохранять самообладание, когда тебе в лицо издеваются. Да, Нарлинская беззастенчиво с невинным видом врала, открыто насмехалась, но не следовало опускаться до ее уровня. У него оставались к ней вопросы, но ответы на них он заранее предугадывал, поэтому не видел сейчас смысла задавать их. Она выскальзывала, как змея из рук. К ней требовались другие подходы.
Четко понимая, что у Акламина недостаточно козырей, чтобы задержать ее, Нарлинская чувствовала себя уверенно. Даже если она признается, что Глеб несколько дней удерживал ее в квартире для приезжих, то ведь спрос должен быть с него, а не с нее. Она уже может выступать в роли обвинителя. Хотя доказать она также ничего не сможет, как Корозов сейчас не может доказать, что она была там под охраной двух парней.
Определенно, у Акламина не хватало доводов, чтобы глубоко копнуть. Нарлинскую надо было отпускать. В общем, сейчас Аристарх не ждал мгновенного результата. Он не новичок в оперативной работе, чтобы так заблуждаться.
Естественно, что Корозов был недоволен результатом. После того, как Аристарх выдал пропуск Нарлинской, и она с независимым видом вышла из кабинета, Глеб волнами поднял свою грудь и шумно выдохнул из себя:
— Как это, Аристарх? Я же — свидетель!
— Пока что ты организатор собственного преступления! — поправил Акламин. — А вот она могла бы стать свидетелем, если бы сумела это доказать.
— Иногда все ваши закорючки мешают жить нормальным людям! — оторвался от стула Глеб и подошел к окну.
Из окна хорошо просматривался вход в здание полиции, ярко освещенный светильниками на столбах.
Видно было, как Нарлинская выскочила на улицу, и как к подъезду тут же подкатили две машины. Охранники вымахнули из авто, подхватили ее, и автомобили покатились дальше. Ко-розов задумчиво оглянулся:
— Ну и дела, Аристарх. У Нарлинской появилась охрана. С чего бы вдруг?
Акламин тоже шагнул к окну, но кроме света фонарей и полутемной площадки перед зданием ничего не увидел. Сказал:
— Видишь, как много вопросов для одной молодой актрисы. Вот завтра, — посмотрел на часы. — Уже сегодня с утра и займемся ими.
Через пятнадцать минут они разъехались по домам.
Чертовски не хотелось Глебу ехать в пустую квартиру. Щемящее беспокойство за Ольгу, тоска и одиночество давили, выбивали из равновесия.
Думилёва через два дня пригласила к себе Ватюшкова с Дорчаковым. Она хотела понять, почему Корозов захватил Нарлинскую. Объяснения Евы ее совершенно не устроили, ибо Ева старательно умалчивала о многом, чтобы не раскрылось, что она предупреждала Глеба об угрозе для Ольги, и что Рисемский был бесповоротно уверен в ее виновности.
Услышав об этом, Евгения, безусловно, возьмет ее за горло и спросит, где Ольга? Ева ругала себя. Дура, никогда не делай хороших дел, чтобы они потом не обернулись против тебя! Зачем поперлась к Глебу? Идиотка! Она даже предположить не могла, что все так обернется.
Закрыв плотно дверь кабинета, Думилёва обратилась к Андрею и Антону:
— Ну, что, дураки, нравится быть дураками?!
Они понуро стояли посреди кабинета и молчали. Евгения села в рабочее кресло, показала на стулья против стола.
— Если дураки, так все трое! — садясь и хлопая себя по коленям, сказал Андрей.
— Не скажи, Андрюха! Ты Еву вытащил, охранников Корозова прихлопнул, а что же с ним самим не перетолковал? — Думилёва повернула вбок кресло, положила ногу на ногу, и пальцами поправила штанину брюк.
На этот раз на Евгении был белый элегантный брючный костюм, который удачно скрывал многие изъяны ее внешности.
— Хотел сначала посоветоваться, Евгения. Есть предложение, прихлопнуть его и концы в воду! — Ватюшков наклонился вперед, сильно щурясь.
— Дурак ты, Андрюха, хоть и Живоглот! — она заставила пробежать по своему лицу улыбку. — Хорошо хоть посоветоваться догадался. А то бы точно все концы в воду. А мне сначала знать надо, почему он это сделал? По пустякам шум на весь город устраивать Корозов не стал бы, так ведь он в полицию легко загреметь! Нет, тут что-то не то. Почему он от Евы добивался, где находится Ольга? Почему именно от нее? — пристально посмотрела на друзей. — Не от меня, не от вас, а от нее!
Негромко вставил свое слово Андрей:
— Ева ничего сама не понимает в этой истории.
— Ева может и не знать, — согласилась Евгения, — но Корозов-то точно знает! И я тоже хочу знать! — она чуть откатила кресло от стола.
Андрей, недовольный тем, как Думилёва часто стала напоминать ему, что он Живоглот, попытался настоять на своем:
— Предлагаю без разговоров пришить его! Какой прок от того, что мы у него спросим? Он может наврать с три короба! Ему все равно осиновый кол придется вбить за Еву, так лучше раньше, чем позже!
Резко отмахнувшись от него, Евгения дала понять, что хватит уже болтать одно и то же, сколько можно говорить об одном:
— Пришить ты всегда его успеешь, дурак, это дело немудреное. Но сейчас мы поступим иначе, — покосилась на Дорчакова. — Ты среди нас, Антошка, самый хитрый и самый разнаряженный, как индюк на выданье.
Слова Евгении насторожили Антона, он завозился на стуле. Чтобы она кого-то из них назвала иным выражением, кроме «дурак», это было невероятно. Не иначе какой-то подвох. Тут ухо надо держать востро. И он в попытке защититься, слабо запротестовал в шуточной форме:
— Ну, какой же я хитрый, мадам, я обыкновенный «дурак», — состроил гримасу благодушия. — Где бы мне раздобыть эту хитрость? Сколько не пытался разжиться яблоком хитрости, но все так и не удалось, все яблоки другие до меня расхватали и пожрали, мадам, за обе щеки, никто даже надкусить не предложил. Хоть бы зернышко оставили, обжоры! — хихикнул он.
— Артист, артист, хороший артист, — Думилёва усмехнулась, шутка Антона показалась ей скучной и не к месту. — Так вот, Антоша, — сказала серьезно и громогласно. — Поручаю тебе Андрюхины сопли подтереть.
Ватюшкова передернуло, он глянул свысока на Дорчакова: чтобы этот осьминог что-то за него доделывал, это было невероятно. Живоглот привык сам за всеми подтирать и подчищать. А на что способен этот хлыщ захрюканный, кроме как девок таскать к себе в постель, наряжаться, да манерничать? Но Андрей стерпел, не стал возмущаться вслух, зная, что в ответ может получить из уст Евгении хорошего тумака.
Сколько он не пытался поставить себя на равную ступень с Думилёвой, ему это никак не удавалось, она все равно исподволь, какими-то изворотами, которые для него всегда были неожиданными и непостижимыми, брала над ним верх и как бы напоминала: знай свой шесток. В триумвирате у нее было неоспоримое лидерство.
— Итак, Антоша, — продолжила она, — пойдешь к Корозову!
