В западной, ориентированной на мужчин, культуре детям и подросткам мужского пола приходится искоренять в себе присущую всем людям без исключения потребность в привязанности. Это болезненный процесс, и порой он удается лишь при условии, что мальчик осознанно дистанцируется от всего женского и относится с определенным презрением ко всему «типично девочковому» или «типично женскому». «Мужской шовинизм может отчасти являться выражением гипертрофированной идентификации с отцом, – пишет специалист по психологии развития Сидни Блатт, – когда мальчик старается провести и укрепить границу между собой и матерью. Вот почему некоторые мужчины все еще пытаются, сознательно или бессознательно, насаждать гендерные стереотипы в обществе, обесценивая женщин». Однако что означает эта ранняя сепарация сына от матери?
Все мы боимся утратить тесные связи с другими людьми. Все с грустью переживаем потерю. В том числе и маленькие мальчики, которым пришлось очень рано отказаться от оберегающей близости с матерью. Авторы Бетчер и Поллак говорят в этой связи о «травматическом опыте оставленности», который может сказываться на отношениях мужчины на протяжении всей его жизни.
Ранний опыт отлучения не проходит даром для сыновей: без тесной эмоциональной связи с матерью они чувствуют себя покинутыми. Но, поскольку общество ждет от них твердости и они испытывают стыд, когда не могут ее проявить, они не решаются показать, что на самом деле происходит у них на душе. Ничто не может им помочь справиться со страхом и неуверенностью. Они ничего не могут с этим поделать, а главное, не знают, как может быть иначе. Они смущаются, когда желание привязанности дает о себе знать. Они не могут показать, что утрата привязанности заставляет их страдать: они не имеют права дать слабину, ведь «настоящий индеец не знает, что такое боль». Поэтому они скрывают свои подлинные чувства, сначала от окружающих и, в конце концов, от самих себя и развивают стратегии для того, чтобы справиться с ранней сепарацией от матери: воздвигают защитные укрепления.
Стремясь вести себя «как мужчина» и не обнаруживать своей тоски по близости и отношениям, мужчины строят «более высокие и мощные стены для того, чтобы сохранить разделение “я – другие”, – пишут Бетчер и Поллак. – Мужчины постоянно пытаются заделать щели в плотине, чтобы их не затопило море женственности». Уже в детстве они молчат, когда что-то их задевает, или строят из себя невозмутимых ковбоев и смешных клоунов. Взрослые мужчины уходят в себя, прячутся за газетой, часами сидят за компьютером, загружают себя спортом или стараются дистанцироваться от своих или чужих чувств с помощью шуток и циничных комментариев. Свои эмоциональные потребности они скрывают под маской безразличия, агрессии, гнева, раздражения или активной деятельности. Вместо того чтобы признаться, что у них неприятности на работе, что они переживают экзистенциальный кризис, что они боятся старости или не могут найти решение проблемы, они придираются к жене по пустякам («Вечно ты опаздываешь!», «На тебя нельзя положиться», «Навела бы ты лучше порядок») или агрессивно реагируют на вопросы, которые их задевают («О чем ты думаешь?», «Почему ты молчишь?», «Мы можем поговорить о наших отношениях?»).
Мальчики учатся тому, что быть независимым и отстраненным – это круто. Травля, конкуренция, хвастовство – вот стратегии, осваиваемые мальчиками для того, чтобы не допустить сближения отношений. Однако минусы этой трансформации со временем становятся все очевиднее. Когда сыновья вступают в переходный возраст, они действительно ощущают себя куда более уверенными, чем дочери, они все больше напускают на себя браваду и стремятся доминировать среди сверстников. Но в то же время у них усугубляются сложности в учебе и с поведением. Нередко они начинают употреблять наркотики или алкоголь. «Проблемы мальчиков и юношей проявляются во многих аспектах школьного образования и дают о себе знать уже с момента зачисления в школу, – пишет педагог Ульф Пройс-Лаузиц. – С мальчиками чаще, чем с девочками, откладывают поступление в первый класс, поскольку их когнитивное и социальное развитие пока еще не отвечает школьным требованиям; в дошкольном возрасте у мальчиков чаще встречаются задержки в развитии, хронические заболевания, нарушения мелкой и крупной моторики, а также речевые нарушения. Отсрочка на год не позволяет ликвидировать эти дефекты. За время учебы в школе мальчики остаются на второй год на 30–50 % чаще, чем девочки, особенно часто – в средних классах. В два раза больше мальчиков, чем девочек, оказывается в спецшколах и почти никогда не возвращается оттуда в обычную школу. В большинстве случаев такие школьники не дотягивают до аттестата. Квота спецшкол для мальчиков была выше даже в тот период, когда в центре внимания повсеместно находились якобы плохо успевающие девочки; за последние 30 лет она дополнительно выросла».
Сегодня эксперты видят прямую взаимосвязь между ранней утратой связи с матерью и типичными для мальчиков проблемами развития. Ею, например, объясняют увеличение числа мальчиков-подростков, страдающих синдромом дефицита внимания (СДВГ). Некоторые утверждают, что это расстройство было бы точнее назвать «синдром дефицита отношений».
Позднее такой синдром дефицита отношений проявляется и в паре. Поскольку мальчики уже в детстве отвыкают распознавать свои и чужие чувства, взрослому мужчине сложно проявлять эмпатию, допускать близость или открыто говорить о своих тревогах или проблемах. Сталкиваясь с переживаниями других людей (прежде всего своей спутницы жизни), мужчина не знает, как себя вести. Взрослый мужчина боится слишком сильных эмоций и поэтому незамедлительно и охотно предлагает решения. Женщина, которая просто хочет, чтобы ее обняли и утешили, получает вместо этого практические советы: «Сделай так», «А это ты уже пробовала?», «Если бы я был на твоем месте…».
Женщины и мужчины в одной лодке?
Психологи и исследователи привязанности многократно подтверждали, что тесная связь с одним из родителей – это лучшая защита от болезней и рискованного поведения. Надежный контакт как минимум с одним референтным лицом в детстве и юности создает буфер, который позволяет смягчить эмоциональный стресс. Дети, у которых сформировался безопасный тип привязанности, обладают достаточной психологической устойчивостью (резильентностью), позволяющей им справляться с самыми разнообразными стрессовыми ситуациями своей юной жизни. Как показали исследования, молодые люди, выросшие в условиях стабильной привязанности, реже думают о самоубийстве и в меньшей степени прибегают к легальным или запрещенным наркотическим веществам. Это в равной степени относится как к девушкам, так и к юношам. Но если у дочерей – по крайней мере до наступления переходного возраста – выше шансы расти в условиях безопасной детско-родительской привязанности, то сыновья уже очень рано сталкиваются с задачей вырваться из объятий – чаще всего материнских. Что касается девочек, то самое позднее в период полового созревания они замечают, что во взрослой жизни привязанность перестает быть чем-то самоочевидным. Они сталкиваются с тем, что их женские ценности и качества не ценятся ни в обществе, ни в близких отношениях.
Для мальчиков же эта метаморфоза означает, что уже в раннем детстве им приходится бороться с собственной эмоциональностью, чтобы стать «одиноким ковбоем». В то время как у девочек способность устанавливать отношения, начиная с переходного возраста, либо эксплуатируется, либо обесценивается, мальчики не имеют права открыто демонстрировать свое стремление к привязанности и близости. Таким образом, гендерная социализация очень дорого обходится представителям обоих полов. И все-таки мужчинам везет больше: ведь те самые женщины, которые умирают от эмоционального голода рядом с отстраненным партнером, дарят – по собственной инициативе, в силу своей ориентации на отношения – мужчинам внимание, в котором те нуждаются. Как отмечалось ранее, мужчины получают от своих жен эмоциональную поддержку, и их спутница жизни зачастую является их единственным близким человеком. Поэтому супружество благоприятно сказывается на душевном здоровье мужчин.
