Просто потому что это и есть взросление.
— О чём вы задумались? — уточнил Вил, выкроивший в своём безумном расписании окошко ради совместного чаепития.
— О сказках, которые стоит рассказывать маленьким девочкам, — отозвалась я честно. — О том, что рано или поздно любая из них отправляется на бал, в тёмный лес…
— Или в зазеркалье, — усмехнулся мой собеседник понимающе, обнажая острые зубы и сияя кошачьими глазами.
— Или туда. В случае с нам подобными обычно туда, если честно.
Мы обменялись понимающими улыбками.
— Хотел узнать, — начал он, явно выбирая слова. — Вы ещё не навещали лекарский корпус Гаэль? Уже два месяца, и имеет смысл…
— Была вчера, — улыбнулась я в ответ на его заботу. — Обошлось. Пребывание в наваждении не сказалось на Алеа — по крайней мере, фатально. Возможно, её изменения будут сильнее, чем у меня, но в остальном — с ней будет всё хорошо.
Он, казалось, выдохнул с совершенно искренним — и каким-то чрезмерным — облегчением.
— Алеа… красиво. И я рад. Я боялся, что…
— Я тоже, — мне не хотелось, чтобы он это озвучивал. — Но — обошлось. Что-то, конечно, может проявиться на более позднем сроке, но наши лекари знают своё дело: основное видно уже сейчас. Так что, скоро у меня дома состоится небольшая вечеринка для своих — в её честь. Ты приглашён, разумеется.
— Я приду, разумеется, — в тон мне отозвался он. — Вы собираетесь обсудить этот вопрос с Императрицей? Вам придётся на какое-то время уделять куда меньше времени делам…
— Её Величество уже проинформирована, — улыбнулась я мягко. — Она, правда, не была удивлена (Оракул не зря ест свой… что бы он там ни ел), но определённо отнеслась к новости вполне благосклонно. Выразила надежду, что новый зеркальный мастер послужит на благо Империи.
— Понимаю, — улыбнулся он. Я отстранённо проследила за тем, как ученик помешивает чай (чуть быстрее и резче, чем обычно), отметила слегка ускорившийся пульс и хмыкнула.
— А теперь, когда мы обсудили мои дела, расскажи, почему ты так нервничаешь.
— Я? — его удивление было разыграно идеально, выверено и точно. Но не для меня.
— Виллан, ты чем-то взволнован. Нет, мы можем играть в эту игру, притворяться, что ничего не происходит, но…
— Это я поспособствовал тому, что лорд Саннар оказался заперт в наваждении, — выдохнул Вил признание так, будто шагнул в ледяную воду. — Я втайне прогулялся по Замку, напитал его своей силой, оставил пару сюрпризов, чтобы отвлечь слугу Саннара в нужный момент. Для меня это не составило труда: сами понимаете, моя устойчивость к таким наваждениям в разы выше.
— Вот как… — я легко провела пальцем по ободку чашки. — Надеюсь, ты не огорчишься, если я скажу, что подозревала подобное. Но почему ты решил рассказть мне об этом сейчас?
Он слегка поморщился.
— Во-первых, вы должны знать, что влипли в эту историю из-за меня. Рад, что никакого насилия со стороны колдуна не было, но всё равно вы слишком долго не могли оправиться после этого проклятого наваждения — это видели все, кто более-менее хорошо вас знает. А ведь виноват в этом я один: не просчитал всех вероятностей, и в итоге вы оказались в опасности и… и не только вы. Я не учёл все факты, не продумал всё достаточно хорошо. Результат налицо. Во-вторых… я вчера виделся со своей… биологической матерью.
Ух ты, что говорится.
— Во-первых, ты совершенно не виноват в том, что нас с лордом Саннаром связывает общая история, запутанная, как мелодраматическая трагедия о ста пяти актах, — начала я. — Так что избавь мир от своего неуместного чувства вины. Твоё желание отомстить колдуну понятно, и уж точно не мне тебя осуждать. Не попался — и хорошо. Опять же, я клюнула на уловки наваждения тоже не от большого ума, сама виновата. А что после долго в себя приходила, так не обессудь: сожаления и сами по себе — лучшие энергетические вампиры на свете, способные лишить красок любую жизнь. А уж сожаления о несбывшемся — это и вовсе опасный и серьёзный яд. Сколько отношений, карьер, жизней испортили простые слова "а вот если бы", не сосчитать! Так что я ещё легко отделалась, можно сказать. Касаемо же твоей матери… неожиданно. Как прошло? Ты в порядке?
Интерес мой был отнюдь не праздным: отношения с родительницей у Вила были, пожалуй, ещё запутанней, чем у меня с Саннаром. Отдав мальчишку мне, она вроде как отказалась с ним видеться, хотя он и просил одно время. Очень просил. Потом перестал, а ещё спустя какое-то время они поменялись ролями: колдунья хотела встретиться с Вилланом, но он бегал от неё, как бес от экзорцизма.
И вот, спустя столько лет — свершилось! Неудивительно, что Вил в раздрае.
— Прошло преимущественно хорошо, — сказал он тихо. — Она много говорила. О том ритуале, в ходе которого погиб… её настоящий ребёнок, о причинах, которые её побудили это сделать, о том, к кому именно она обращалась тогда. И, соответственно, кем предположительно являюсь я. Могу всё это пересказать, если сочтёте нужным, но…
— Не стоит, если не хочешь, — сказала я мягко. — Главное, что знаешь ты. Как ни крути, это личное.
Он криво улыбнулся.
— О, да. Но есть нечто, что, думаю, вам стоит знать. Мы с ней говорили о том дне, когда ко мне вызвали магов, и она рассказала кое-что весьма неожиданное. Как оказалось, обратиться к вам ей посоветовал лорд Саннар.
Я медленно поставила чашку на стол.
— Действительно неожиданно, — сказала ровно.
Признаться, я раньше всегда думала, что нынешняя лояльность Саннара по отношению к изменённым — политический ход, необходимый для выживания, но не меняющий истинных убеждений. Которые очевидны. Колдуны старых школ не любят изменённых, и причины этого они озвучивают всем, кто готов слушать: неконтролируемая магия, нестабильная психика, человеческий разум и плещущаяся в крови демоническая сила — ну не жуть ли? Правда, в этой речи они обычно забывают упомянуть, что именно их колдовство (а также халатность при его исполнении) и приводит к появлению подобных мне.
— Это довольно странное ощущение, — сказал Вил отстранённо. — Столько лет ненавидеть кого-то, чтобы узнать в итоге, что именно этого человека должен благодарить за самую большую удачу в своей жизни.
— Так часто бывает, — отозвалась я. — Ненависть — интересное чувство. Это всегда очень личное, не так ли? Невозможно ненавидеть того, кто тебе безразличен. И это чувство оказывает на жизнь не меньше влияния, чем их хвалёная любовь. Ненависть, своя или чужая, делает нас теми, кто мы есть.
Вил тихо хмыкнул, соглашаясь.
Мы ненадолго умолкли, думая каждый о своём. Благо, было о чём: демонам-полукровкам всегда есть что вспомнить, если речь идёт о ненависти.
Так уж мы устроены.
— Это что? — уточнила я подозрительно.
— Доспехи, — сообщил Вэн, радостно помахивая своим воловьим хвостом. — Я их в одном древнем Храме спёр! Иномирном, между прочим. Меня туда случайно выбросило, местным на радость: они-то решили, что их божество явилось! Пришлось соответствовать, вот.
