А меня весь этот предстоящий цирк с конями веселил. Создавалось впечатление какого-то сюрреализма: невозможно представить двух более несхожих людей, чем я и Дмитриев Ярослав, холёный, привыкший к обожанию, папенькин мажор.
Не знаю, какой из него бизнесмен, но ухажёр точно так себе.
— А мне плевать на эти деньги, — произнесла я, то что думала. Молчание мужчины достало.
Когда я выпью, сразу становлюсь желчной и язвительной. Стася говорит, что этого добра во мне и так хватает, но вот сейчас стало особенно горько, до изжоги.
Деньги. Я плохо представляла себе эту сумму, о чём мне не преминул напомнить Ярослав. Мажор произнёс это с таким видом, будто я глупая девчонка, не понимающая смысла взрослых игр. Что меня только раззадорило, и я встала, в надежде высказать всё, что думаю.
Недаром говорят: стоя, многие вещи из уст оратора звучат драматичнее.
То ли шампанское, перемешанное с вином какого-то там махрового года, придало мне смелости, граничащей с дерзостью, то ли я поддалась безотчётному желанию вывести мажора из состояния холодной расчетливости, но я сказала всё, что накипело.
например, что я думаю о плане, о деньгах, о том месте, что он занимал рядом с моим отцом, чем безмерно гордился.
— Как бы ты ни старался стать его сыном, не получится, — засмеялась я в лицо противнику, и на секунду увидела, что тот готов разорвать меня голыми руками. Лицо Ярослава пошло пятнами, на висках и шее вздулись синие жилки.
Но уже через мгновение, скрестив руки на груди, он сделал саркастический выпад:
— Ты просто ревнуешь, снежная. Как же я раньше не догадался?! Считаешь, что я занял твоё место, только вот загвоздка, отец сам не желал тебя знать. а меня любил.
У меня перехватило дыхание, а перед глазами поплыли красные круги. Я цеплялась за гнев, как утопающий цепляется за надежду спастись, потому что если обречённый посмотрит правде в глаза, опустит руки.
А я собиралась, напротив, их распустить. В кой-то веке ощутила желание ударить того, кто сильнее, и сейчас на моей стороне была не только обида с примесью горечи, но и страх. Страх, что мажор прав.
Нет, возможно, так и было, даже наверняка прав, но я в этом не признаюсь.
— Да, родители любят безусловно, а вот с женщинами всё иначе. Иногда любовь приходится покупать, — улыбнулась я, намекая, что Вика крутиться возле него не просто так.
— Порой кто-то купить не прочь, да не на что, — парировал Ярослав.
И я замахнулась на пощёчину, которой не суждено было случится. А случилось вполне иное, закономерное: мою руку перехватили, я пошатнулась. Ярослав с холодной улыбкой сделал шаг навстречу, намереваясь бросить меня обратно в кресло, но передумал.
Или это я упала к нему в объятия. Всё произошло так быстро: ещё несколько минут назад мы стояли напротив друг друга и обменивались колкостями, а теперь оказались в такой близости, что я ощутила сиюминутную потребность отстраниться.
Тем более выражение лица мужчины говорило о том, что сейчас он скажет очередную гадость. От которой будет больно так, словно ударили кулаком в живот.
Однако произошло другое. Ярослав метнул взгляд в сторону двери и, бесцеремонно схватив меня в объятия, напоминающие удушающий захват, поцеловал.
Я оторопела и в первое мгновение и не помышляла о сопротивлении чужим губам, впившимся в мои.
Поцелуй меньше всего напоминал нежное прикосновение или страстное выражение любви, он был продолжением той словесной битвы, которую мы только что вели.
Одни на один. Лицом к лицу. А теперь я была вынуждена терпеть и бесцеремонное вторжение в личные границы.
Попытавшись оттолкнуть нахала, я быстро осознала, что это не так просто. Казалось, мажору нравилось меня мучить. Его язык проник в мой рот и с методичностью открывателя новых земель начал исследовать эту «терра инкогнита».
От выпитого и духоты у меня кружилась голова. Возможно, всему виной ещё и дыхание мужчины, которым он щедро делился со мной. В попытке найти ту грань, переступив которую можно заставить меня быть покорнее. Этакую кнопку активации «женского режима».
Наконец, он отстранился, а я ощутила внутреннее удовлетворение от того, что осталась непобеждённой. Может, деньги и придают мужчине обаяния, только в случае с Ярославом Дмитриевым, последнему ничего не поможет.
— Что ты… — начала было я, но мужчина приложил палец к моим губам, как бы случайно очертив их по контору. Последний мазок несбывшейся страсти.
Впрочем, нет: страсти между нами не было, только противостояние, в котором никто не хотел уступить.
— Жанна, — коротко бросил Ярослав и показал взглядом в сторону двери. — Наверное, хотела узнать, хорошо ли мы устроились. Или выяснить, почему ты орёшь, как полоумная. Теперь я смогу сказать ей, что так ты всегда ведёшь себя так, когда возбуждена.
Я окончательно протрезвела, но желание врезать мажору только усилилось.
— По мне видно, что это неправда, — буркнула я и отвернулась, чтобы избежать прямого взгляда.
На губах горел чужой насильно украденный поцелуй, и я боялась признаться самой себе, что этот опыт не был так уж неприятен.
Насилие, как метод власти над женщиной для меня неприемлемо, но насилие, как элемент игры и притворства, иногда позволяет сбросить напряжение.
— Хочешь сказать, что если бы я проявил чуточку заботы и внимания, то ты бы не допустила меня до своего тела? — хмыкнул ледяной голос мажора. — Впрочем, не бойся за свою добродетель, она мне не интересна. Уговор есть уговор. Я тебя не трону.
— Сказал тот, кто только что применил силу, — хмыкнула я, разглядывая журнальный столик с вазой из оникса.
Искусственные подсолнухи смотрели в мою сторону, будто с интересом следили, за кем окажется последнее слово.
Ответа никто так и не услышал. Повернувшись, я обнаружила, что стою в спальне одна, а Ярослав скрылся за дверью в ванную комнату.
Что ж, так оно и лучше. Дождавшись, пока мужчина покинет своё бастион, в который трусливо удрал от аргумента, возразить на который не смог, я с каменным лицом прошла в душ.
Никогда ещё я не мылась так быстро. Хотелось обозначить границы, сказать, что лягу в кресле, но Ярослав опередил моё предложение.
— Ляжем вместе, —произнёс он так, что возражать расхотелось. — Надеюсь, ты не слишком сильно храпишь, у меня чуткий сон.
Я почти валилась с ног от усталости, поэтому кивнула, не глядя на мажора, и улеглась на свою половину. Стоило голове коснуться подушки, как меня настиг крепкий дурманящий сон.
***
Несмотря на волнение, я смогла превосходно выспаться. Когда очнулась, то солнце было уже высоко, часы показывали начало десятого а Ярослава рядом не было.
Только пустая половина смятой постели говорила о том, что он ночевал рядом.
