Он будто окаменел. Сидел, глядя на меня сквозь очки с дорогущими тонкими стёклами (когда снимал, то так щурился, что было понятно — из обычного стекла линзы были бы в сантиметр толщиной). Сидел и молчал.
— Старший… — я покосился по сторонам. Все были заняты своими делами — болтали, пили, курили. Возле одного стола, подсвечивая ярким фонариком, трое сёрчеров изучали кристалл, шумно споря о его ценности. — Что случилось?
— Извини, — он вдруг снял очки, быстрым движением протёр глаза. Глаза у него были абсолютно сухие, поэтому я поверил. Притворялся бы, так подпустил бы слёзы. — Макс, ты ответил честно, и я объясню. Но между нами.
Я кивнул, Милана тоже.
— У меня в этом Гнезде был сын, — сказал он. — Стража.
Я не нашёлся, что ответить. Лишь подумал, что теперь понятно, почему Виталий Антонович тусуется в нашем районе.
Нам принесли чай и вино, и это была передышка. Старший заговорил лишь после того, как официантка ушла.
— Молодые, дурные, тут ещё Перемена, всё вверх дном… Я был скорее против, но жена настояла. Казалось, что это всем облегчение.
— Он болел? — тихо спросила Милана.
— Даун, — ответил Виталий Антонович. Без всяких эвфемизмов. — Тяжёлая форма. Изменение убирает даже генетические болезни. Человек словно пересобирается заново. Мы были уверены, что это поможет и ему, и нам… но развелись через месяц. Не смогли друг на друга смотреть.
— А сын…
— Стал стражей. Вначале куколкой, но очень быстро прошёл этот этап. Я его видел, когда он был нормальным ребёнком, первая фаза лечит всё. А потом он стал стражей, и я больше не приходил к Гнезду. На самом деле никто ведь не приходит. Но я знал, что он живой.
— Он точно остался в Гнезде? — спросил я, и Виталий Антонович коротко, цепко взглянул на меня:
— А, так вы уже додумались и до этого? Да. Он обычно стоял у входа. Куколки развиваются очень интенсивно, но он потерял первые годы жизни и куколкой был недолго… так что и стражей не самой умной стал. Такие обычно охраняют Гнездо. Стоять и не пускать.
Я подумал о том, что среди двоих, умерших в вестибюле, один походил на юношу. Ну так это, возможно, был сын Виталия Антоновича? Не юноша на самом деле, а мальчик. Вырвавшийся ненадолго из лап своей болезни, но не успевший даже побыть ребёнком, превратившийся в боевой механизм и погибший.
Говорить про это я не стал.
— Мне очень жаль, — сказал я.
Старший кивнул.
— Спасибо. Лучше уж знать наверняка… Но ты ведь выбрался из своей берлоги не для того, чтобы рассказать мне про свои приключения?
— Я хотел попросить помощи, — сказал я, чем заслужил новый взгляд — удивлённый.
И стал рассказывать как можно короче и проще: про утренний визит ко мне второго Изменённого, про нашу с Миланой мысль, что недоразвитый монстр скрывается где-то неподалёку…
— Ты бы сразу рассказал, — вздохнул старший, выслушав. — Может, эта тварь уже вылезла из укрытия.
— Как сообразили, так и пришли, — почему-то обиделся я. — Милана на мысль навела.
— Хороший у тебя друг… — небрежно сказал старший. — Но лучше было бы раньше…
— Вряд ли это существо уже изменилось.
— Нам неизвестна скорость мутационных процессов. С точки зрения классической биологии это вообще нереальный процесс, — он побарабанил пальцами по столу. — Я полагаю, эти мутагены — вообще не биологической природы. Что-то вроде наноботов, которые переделывают живого человека… Ладно, понял задачу. Попытаться найти укрытие. Где-то недалеко от Минкульта… и от твоего дома. Дальше что?
— Я пойду и попытаюсь убить эту тварь, — сказал я. — У меня есть патроны. Особые.
— Нужна команда, — сказал Виталий Антонович. — И это не твой чудесный друг Милана. Уж извините, но я хренов сексист и пускать девушек на передовую считаю неправильным.
— А я трезво себя оцениваю, — сказала Милана. — Готова стоять в сторонке с бинтами и визжать. Или бегать кругами и визжать. Но сражаться с монстрами не умею.
Виталий Антонович улыбнулся. Окинул взглядом кафе. Вздохнул:
— Пацаны…
Мне вдруг стало обидно. Я указал взглядом на пьющего у стойки пиво сёрчера.
— Вон тот «пацан» отслужил в ВДВ.
— И что? — спросил Виталий Антонович. — Даже будь это прежняя армия, даже побывай Павел в горячих точках… Ну его нафиг, умирать-то в двадцать с небольшим зачем?
— Это моё дело, — упёрся я.
— Твоё, твоё, — ласково сказала Виталий Антонович. — Я же с тобой не спорю? Ты имеешь право рискнуть. Они — нет. А по детскому авантюризму вполне способны с тобой пойти… Сколько у тебя патронов?
— Три магазина для макарова.
— Пистолет есть?
— Даже разрешённый.
— Иди спать, Макс, — старший махнул рукой, и к нему, как-то почти мгновенно, подошла официантка. — Айгуль, детка, принеси мне телефон?
Официантка кивнула, пошла к стойке.
— Я никого звать не хочу, — повторил я. — Мне бы только локализовать точку.
— Уже занимаюсь, — Виталий Антонович ухмыльнулся. — А я имею право с тобой пойти? Как считаешь?
Я замялся. Сказал:
— Тот монстр уже сдох.
— Спасибо. Но он же не по своей воле в Гнездо пришёл? Есть кто-то, направляющий их. Я бы хотел его увидеть.
— Полиция нам помогать не станет.
Официантка принесла трубку радиотелефона. Старший положил её перед собой, но звонить не спешил. Сказал:
— Ясное дело, Макс. Отдел «Экс» регулирует мелкие проблемы, гоняет сумасшедших и ловит самодеятельных террористов. На большее у них полномочий нет, чего бы там Лихачёв не мнил себе.
— Знаете его?
— Конечно. Он ведь и с сёрчерами работает. Когда-то был большой шишкой, отдел «Экс» у него почётная ссылка. Нет, полиция не поможет.
Я смирился.
Тем более, что идти вдвоём будет куда легче.
— Спасибо, Виталий Антонович. Мне позвонить вам?
— Сам позвоню, как что-то нарою.
Он запустил руку во внутренний карман пиджака, достал и разложил бумажную карту центра Москвы. Потом достал фломастер, поставил крестики на моём доме (я не удивился, что он помнит мой адрес) и Гнезде. Задумался. Потом помахал в воздухе рукой.
Вот не знаю, в чём была разница между двумя взмахами — но в этот раз официантки даже не шевельнулись, продолжили болтать у стойки. А к нашему столику подтянулись и бывший десантник Паша, и трое ребят со своим кристалликом (Виталий Антонович мельком глянул на него и сказал: «Премиум»), и все остальные сёрчеры.
— Ребята, вопрос ко всем, — сказал старший негромко. — В понедельник, когда был инцидент в Гнезде, кто вечером работал в этом районе? Или хотя бы просто гулял?
