Это не значит, что я не готов сидеть в Гнезде, сжимая пистолет с парой «метапатронов», и ждать, когда нас придут убивать. Готов, но совсем по другой причине.
Но предпочёл бы всё-таки уцелеть.
Потому что Инсек, оставшийся в своём корабле на обломке Луны, всё-таки видит лазейку. «Всё давно так близко, как только возможно»? Да, у меня есть одна мысль. Она странная, наивная, почти как желание увидеть в полупьяном бомже инопланетного наблюдателя. Но если и впрямь «всё куда ближе»?
Я забрал свои вещи у охраны. Полицейские смотрели на меня как на диковинку — неужели и впрямь проверили, внесён ли я в секретные списки?
Ничего-ничего. Вот ещё выслушают рассказ уборщицы о моём явлении через экран…
Выйдя из Манежа, я посмотрел на идущих к зданию людей. Не так уж много было желающих в такую погоду изливать душу молчащим экранам. Но всё-таки они всегда приходили.
Ну а что? В церкви люди тоже не ожидают услышать глас с неба в ответ на молитву.
Я шёл к Гнезду, размышляя, оценивая ситуацию и так, и эдак. Опять я заблуждаюсь? Или всё-таки что-то нащупал?
Напротив Зоологического музея я увидел идущего навстречу бомжа Андрея. За собой он катил сумку-тележку, а сам поверх спортивного костюма закутался в прозрачный пластиковый плащ, одна борода торчала наружу. Несмотря на недавнюю выпивку (я не сомневался, что бутылку он приговорил), шёл Андрей довольно твёрдой поступью. Увидев меня, остановился, раскинул руки и воскликнул:
— А! Это снова ты![1]
— Куда двигаетесь? — спросил я.
— Меняю я места на расстоянья, меняю встречи я на расставанья! — Андрей пошатнулся, но устоял.
Всё-таки он был пьян.
— Вы уходите? — не сдавался я.
— Ухожу, — бомж собрался и наставительно поднял палец. — И вам советую, юноша! Час мужества пробил на наших часах и[2]…
Он помолчал.
— И мужество нас покинуло. Отправляюсь к Анне Андреевне. Пошёл бы к Николаю Степановичу, но нет ему памятников в Москве. Не удосужились…
— Что так вдруг? — спросил я.
— Атмосфера резко изменилась, — Андрей шмыгнул носом. — Плохо там будет. Людей много пришло.
Я пожал плечами. Неужели наша маленькая компания так на него подействовала? Но кто его знает, душевнобольные и впрямь могут быть чувствительнее к голосу Гнезда…
— Вы бы тоже не шли туда… эх… — бомж махнул рукой. И вдруг сказал совсем трезво: — Вам решать, конечно. Вы молоды. Вам проще жить.
— Осторожнее всё-таки, — сказал я.
— Я всегда осторожен… — он протянул руку и похлопал меня по плечу. — Хорошее было место.
Он обогнул меня и двинулся дальше.
— Эй! — не выдержал я. — Почему вас не трогают менты?
— Из уважения к былым заслугам! — гордо откликнулся бомж.
Я постоял, глядя ему вслед. Вспомнил реплику деды Бори: «Вы его не узнали?»
И стоило мне придумывать бомжу инопланетное происхождение?
Деда Боря, похоже, его узнал.
Покачав головой, я двинулся дальше.
И уже через пару минут обратил внимание на людей, идущих в том же направлении.
Да, конечно. Центр Москвы. Даже после Перемены.
Но не в такой же ливень!
При такой погоде люди передвигаются быстро и целеустремлённо. От дверей автобуса до станции метро. От выхода из метро до подъезда.
А вокруг люди шли сосредоточенно и не спеша.
Будто и не особо хотели куда-то двигаться, но знали, что надо — и собирались с духом.
Я начал украдкой приглядываться к прохожим.
Слуги Прежних? Да вряд ли…
Ничего общего в их лицах не было. Люди постарше, помоложе. Совсем уж школоты не наблюдалось, но мои ровесники попадались. Женщин, пожалуй, больше, чем мужчин. Многие шли группами по двое, по трое.
Да что такое происходит?
Я вдруг понял, что слова бомжа про «людей много пришло» относятся вовсе не к нашей крохотной команде.
Чем ближе я подходил к Гнезду, тем больше вокруг оказывалось народа.
Люди начали собираться в компании побольше, разговаривать на ходу. Я ускорил шаги, пристроился к трём женщинам, что-то энергично обсуждавшим.
— …поубивали всех деток, на куски порезали… — говорила одна, с возмущением и жадным любопытством одновременно. — Нелюди проклятые…
Ой-ёй-ёй…
Я шёл уже так быстро, как только мог, чтобы не вызывать подозрений. Люди сбивались в плотную бормочущую массу. Я лавировал между ними, выхватывая то одну, то другую реплику — и ничего хорошего услышанное не предвещало.
Вокруг Гнезда уже собралось несколько сот человек. Дождь грохотал по зонтам, словно толпы маленьких барабанщиков выстукивали сумасшедший ритм. Я увидел телевизионщиков: оператор в куртке с надписью «Россия-24» невозмутимо снимал толпу, перед камерой стояла девушка с микрофоном и что-то возбуждённо говорила. За её спиной то и дело мелькали любопытствующие и тот особый род зевак, что стараются влезть в любой кадр. Были даже дети, в большинстве своём без родителей, то ли из ближайших дворов, то ли из школ.
Я остановился рядом с корреспондентом, вслушался.
— Информация о массовом убийстве куколок, произошедшем в Гнезде, распространилась по всей Москве. Часть собравшихся — родители, когда-то отдавшие тяжелобольных детей на Изменение, часть — неравнодушные граждане. Люди требуют показать всех Изменённых, в толпе распространяются списки направленных в это Гнездо…
Что она творит?
Это же только подстегнёт людей. Сейчас все примутся складывать и сообразят, что в Гнёзда направляют гораздо больше детей, чем там находится Изменённых. Ну а дальше включатся «я-же-матери», многочисленные ненавистники Инсеков и Изменённых, просто любители побузить…
Причём не только у нас, не только в Москве и не только в России.
Такой репортаж не будут передавать по главному новостному каналу без санкции сверху. Кто-то из Прежних сделал свой ход, и надо признать — убийственный.
Можно пытаться сражаться с монстрами.
А как ты будешь биться с людьми?
С обычными людьми, причём совершенно искренне возмущёнными. Их же не убедить, что такая вот хрень у нас была всегда, всю историю человечества. Что нынче, если разобраться, ещё не худший вариант.
Я стал пробираться сквозь толпу к входу в бывшее Министерство культуры. Двери были закрыты, стены облеплены мокрой паутиной, даже она не выдержала непрерывного дождя и обвисла.
У ступенек, ведущих к дверям, стояли четверо полицейских. Двое в форме, а двое — силовики, в броне с мускульными усилителями. Те, что в форме, стояли спокойно, положив руки на автоматы, а вот полицейские в силовой броне всё время слегка поворачивались налево-направо. Вряд ли для лучшего обзора, скорее это было элементом психологического давления. Выглядело и впрямь пугающе, будто не люди, а фантастические роботы стояли на охране Гнезда. Усиливали впечатление боевые модули на руках: два ствола на правой, раструб с баллоном на левой. Одни утверждали, что на левой руке баллон со слезогонкой, другие — что огнемёт. Не знаю, никогда не видел силовиков в действии. Может, в баллоне вообще ничего нет, но щель раструба тревожила воображение куда больше, чем стволы.
