— Они и не покидали. Их больше нет.
— Ты… Вы сумели уничтожить их, госпожа Монтессори? Всех трех эфиальтов? — изумлению Натаниэла не было предела. — Но как? Они же мгновенно прячутся, почуяв приближение экзорциста! Это очень хитрые и почти неуловимые твари!
— Видимо, они не ожидали, что в лесу тоже найдется экзорцист, а я, к тому же, сначала укрылась щитом, а уж потом приблизилась к Марте, когда догнала ее.
— И что вы сделали, приблизившись? Проткнули их своей огненной шпагой? Но заметив гибель одного, другие скрылись бы… — продолжал недоумевать Гейбл.
— Я метнула один за другим два призрачных ножа — так, как вы меня учили, Наставник, — уже через силу ответила ему усталая девушка. — Третьего эфиальта мне удалось застать врасплох сегодня утром… Быть может, обсудим остальное позже, Мастер Натаниэл?
— О! Да-да, конечно, госпожа Монтессори. Простите мне мою настойчивость. В такое трудно поверить! Три эфиальта! И вы их… В одиночку…
Лайона, убедившись, что Марту понесли к корпусу, где находилась лечебница, успокоилась и направилась прямиком к мужу. Тот все это время стоял и молча наблюдал за ней, дожидаясь, когда она освободится.
— Здравствуй, жена, — произнес тихо Валлиан, когда она приблизилась к нему.
— Здравствуй, муж, — растерянно ответила девушка.
Она не знала, что говорить и что делать. Все тело ныло, требуя теплого душа и мягкой постели. Лайона слегка покачнулась.
Светоч подхватил ее на руки, прижал к груди, обернулся к матушке Джейне:
— Мы идем отмываться, переодеваться и отдыхать. Будем очень признательны, если пришлете нам чего-нибудь съедобного с монастырской кухни.
— Да, Светлейший, я распоряжусь, чтобы о вас позаботились, — тут же закивала настоятельница. — Отправляйтесь в свой дом, скоро все принесут. Не сомневайтесь!
— Не сомневаюсь, — серьезно ответил Валлиан и зашагал к уже почти родному гостевому домику, где проживала его жена.
Молча внес ее в дом. Молча раздел, поставил под душ. Ни слова ни говоря, взялся намыливать, морщась и мрачнея с каждым новым синяком и ссадиной, обнаруженным на теле жены. Расплел ее косу, промыл волосы. Отключил воду, закутал Лайону в полотенце, снова взял на руки, понес на диван. Монахиню, которая как раз переставляла с подноса на стол принесенные с монастырской кухни блюда, попросил прислать кого-нибудь из лечебницы со всем необходимым для обработки кровоподтеков и ссадин. Та понятливо кивнула и ушла.
Валлиан, по-прежнему не открывая рта, разлил суп по мискам, придвинул девушке ложку и корзинку со свежим хлебом. Сам тоже присел рядом, принялся неторопливо хлебать горячее. Лайона в одинаковой степени хотела и есть, и спать. Но сон мог еще подождать. Поэтому она послушно съела суп, затем тарелку каши, приправленной жареным луком и кусочками отварного языка какой-то местной съедобной рептилии.
Из лечебницы прибежала послушница с мазями, бинтами, примочками.
— Спасибо, дальше мы сами, — вежливо выставил ее за дверь Картадель.
Отнес жену в спальню, уложил на кровать, убрал влажное полотенце, все так же молча стал обрабатывать синяки и ссадины. Закончив, уселся на кровать, опираясь спиной о стену. Усадил разомлевшую, сытую и умытую жену, завернутую в банный халат, боком себе на колени. Уткнулся носом ей куда-то в висок и тихо спросил:
— Жена, скажи мне: ты смерти моей хочешь?
— Нет, не хочу! — попыталась возмутиться сонная Лайона.
— А у меня складывается впечатление, что хочешь.
— Н-не-е-ет, — из последних сил запротестовала девушка.
— Тогда объясни: что это было? Хотя нет, не объясняй. Дай я сам угадаю. Ты увидела убегающую одержимую послушницу, и вместо того, чтобы позвать на помощь, бросилась вдогонку. Через забор. Через поле. В лес. Ночью. Так?
— Так, — пряча горящее лицо на его груди, признала Лайона.
Муж протяжно, со стоном, вздохнул, продолжая прижимать ее к своей груди. Отдышался, справился с чувствами, заговорил снова:
— Ты ведь понимаешь, что вы могли погибнуть в этом лесу? Вы обе.
Лайона припомнила бурелом, через который пробиралась, чудом не поранившись всерьез. Припомнила поиски воды. Отсутствие пищи и способов эту пищу добыть. Прыжок с дерева. Беспомощную послушницу, которую она в любом случае не смогла бы бросить одну и уйти в поисках спасения. Осознала, что муж прав.
— Понимаю, — признала его правоту.
— Лайона. Я не хочу пользоваться своей властью, как Картадель, которому ты принесла Клятву Верности. Но я прошу тебя, как человек и твой муж. Пообещай мне, что начнешь заботиться о собственной безопасности. Что больше не будет никаких необдуманных импульсивных поступков. Никаких отлучек без предупреждения из того места, где я тебя оставил на день или на несколько дней. Никаких попыток в одиночку спасти тонущих, бегущих, горящих. Ведь рядом с тобой всегда есть кто-то, кого ты можешь позвать на помощь, не так ли?
— Так, — снова вынуждена была признать Лайона.
— Ты обещаешь мне, что больше не исчезнешь без предупреждения?
Чуть просохшие волосы Лайоны скользнули вперед, закрыли ее склоненное лицо. Муж поднял руку, чтобы убрать упавшие пряди, и девушка вдруг увидела, что его пальцы чуть подрагивают, словно не хотят слушаться своего хозяина. Она поймала его руку, прижала ладонью к своим горящим щекам.
— Обещай, — повторил муж настойчиво.
— Обещаю, родной. И… прости меня.
Валлиан молча повел головой из стороны в сторону, то ли не желая принимать извинений, то ли пытаясь справиться со все еще бурлящими эмоциями.
— Это была самая страшная ночь в моей жизни, Лайона, — шепотом признался он.
Ей нечего было ответить на это.
— Прости, — проговорила она, целуя его ладонь. И в третий раз повторила: — Прости.
Валлиан снова тяжело вздохнул. Прижал ее голову к своему плечу:
— Спи, девочка. Я знаю, что ты устала.
— А ты?
— А я посижу. Спи.
Лайона расслабилась и задремала в его объятиях. А Великий Картадель Валлиан еще долго сидел, прижимая к себе спящую женщину, и пытался уверить себя в том, что все кончилось. Все хорошо. Он не потерял свою жену. И никогда не потеряет ее. Ни-ко-гда.
18. Мир Эухарис. Доминик Триенариц
Двенадцать лет до заговора на Левконии
Доминик Триенариц
Передвижение Доминика Триенарица с курса на курс Академии естественных наук Эухариса напоминало триумфальное шествие. С каждым годом его курсовые работы становились все глубже, оригинальнее, сильнее. С каждым семестром он все больше углублялся в понимание сложнейших процессов, лежащих в основе деления клеток, превращения стволовых эмбриональных клеток в специализированные единицы различных органов и тканей.
