Постепенно Мелли обросла знакомствами и связями. Перебралась работать в одно из самых престижных заведений города. Экономя каждую базеду, обзавелась съемной однокомнатной квартиркой в квартале, где жили более-менее обеспеченные люди. Запатентовала и продала втридорога несколько рецептов самолично составленных коктейлей. Раздобыла растение, из которого добывала дурманящее вещество-афродизиак на родной планете и начала понемногу приторговывать им. Правда, тут чуть было не попала в руки местной криминальной группировки, но и тут все решилось неплохо для нее. Криминальный авторитет предпочел заплатить за сведения о технологии производства афродизиака и взял с госпожи Кавейрос слово, что она больше никому и никогда не откроет этот секрет.
Мелисента внезапно разбогатела.
Она бы даже сочла, что ее жизнь налаживается, если бы не одно «но»: у нее по-прежнему не было мужчины. С ней дружили. Ее услугами пользовались. Только как женщину по-прежнему игнорировали. Не замечали — даже по пьяни.
Мел часто с горечью вспоминала своего первого мужа. Те несколько месяцев счастья, когда мужчина был рядом, смотрел на нее влюбленными глазами, целовал ноги и повторял, что она — прекраснейшая женщина на свете.
Ах! Если бы она могла снова приготовить тот афродизиак! И плевать, что мужчина очень быстро станет алкоголиком, потеряет лицо и разум. Зато никуда не уйдет. Не бросит ее, не предаст!
***
…Однажды, года через три после прибытия на Левконию, случилось невероятное.
К барной стойке, за которой стояла Мел, присел мужчина. Улыбнулся соблазнительно. У девушки заколотилось сердце.
— Нравлюсь? — поинтересовался мужчина.
Мелисента онемела, опустила глаза и неловко кивнула.
— Ты тоже нравишься мне, детка! — на губах мужчины расцвела самоуверенная улыбка победителя. — Во сколько у тебя смена заканчивается?
— Мы работам до трех ночи… — пролепетала Мел.
— Отлично. Я подожду.
Мелли верила и не верила своему счастью. Незнакомец, который сказал, что его зовут Домиником, так понравился ей, что у нее кружилась голова и подгибались колени. Разум туманился, сердце выпрыгивало из груди.
Червячок сомнения пытался грызть ее изнутри, подсказывал, что этому мужчине, как и всем прочим, она не интересна как женщина. Что ему нужно что-то другое. Но Мелли велела ему заткнуться. И только время от времени поглядывала на столик, который занял Дом: не ушел ли? Смотрит ли на нее? А может, засматривается на других женщин?
Однако мужчина, похоже, уходить не собирался, а других женщин просто не замечал. Попивал коктейль — очень хороший, дорогой и — бесплатный. Мел записала его за счет заведения. Согревал барменшу теплыми многообещающими взглядами — и ждал.
Как только она освободилась и вышла уже в уличной одежде — подошел. Взял за руку. И спросил просто:
— К тебе или ко мне?
Идти с незнакомцем в неизвестность Мелисенте было страшно. Намного страшнее, чем пустить его на свою территорию.
— Ко мне, — шепнула она срывающимся голосом.
Доминик пришел в ее дом и остался до утра. Потом пришел еще раз, и еще. Мелли сделала для него дубликат ключей. Начала готовить и оставлять в холодильнике контейнеры с обедами — на случай, если ее мужчина придет, когда она на работе.
Думать о том, что однажды он может перестать приходить, она себе запрещала.
Пока Дом не заговорил об этом сам. Через два месяца. После очередной бурной ночи, обошедшейся без всяких афродизиаков.
— Если я не вернусь сегодня, малышка, значит, меня больше нет в живых, — трагическим тоном заявил мужчина, грустными глазами глядя на поданный ему завтрак.
— Как?! Почему?.. — всполошилась Мел.
— Ты, наверное, знаешь, что Светочи не позволили Левконии наравне с другими мирами войти в Конфедерацию? Мы все здесь — изгои. Отверженные. Прикованные к одной-единственной планете, в то время как остальное человечество свободно перемещается из одной галактики в другую. Нас лишили свободы, родная, и я не могу с этим смириться.
— Они… меня они тоже лишили свободы. Научного звания и карьеры! — горячо воскликнула женщина. — Сослали на Левконию…
— Тогда ты поймешь меня, детка. Я не могу с этим смириться! И не только я. Нас много — недовольных. И мы намерены добиться, чтобы Картадели оставили Левконию в покое! Но они хитры и коварны. Их ищейки есть везде. Поэтому однажды я могу не вернуться…
— Нет! Не говори так! Я пойду с тобой! — Мелисента вдруг поняла: она готова отправиться за Домиником куда угодно. Сделать ради него все, что он скажет! Ведь он любит ее — так, как не любил никто и никогда.
Мужчина снова печально покачал головой и тоскливо вздохнул:
— Я не могу рисковать тобой, детка! Ты такая слабая… нежная… тебе лучше оставаться дома, в безопасности. Я не могу рисковать тобой!
— А я хочу помочь тебе! Скажи, что мне сделать, Дом?!
— Ты правда хочешь помочь мне?
— Очень!
Мелисента и сама не заметила, как оказалась втянута в страшную игру. Как поставила на кон свою жизнь и судьбу.
Доминик поручал ей все более сложные дела. Учил, как организовывать мятежи и бунты. Как взращивать в сердцах простых людей недоверие и ненависть к тем, кого называл поработителями.
— Главное в нашем деле — скрытность, — поучал он. — Не вздумай вербовать сторонников. Никогда не нанимай одних и тех же людей. Не пытайся создавать банды или партии — их сразу же заметят. Мы должны добиться своего тихо и незаметно.
Женщина внимала ему, как божеству. Мечтала о том дне, когда любимый добьется своего, почувствует себя свободным и счастливым.
— Как только я пойму, что наши с тобой дети смогут жить на свободной, счастливой планете — мы поженимся! — обещал Дом.
И Мелисента делала все, чтобы приблизить это светлое будущее.
27. Планета Монастырь. Школа Инквизиции
— Слушай, подруга, как ты уживаешься со своим Картаделем? — спросила вечером третьего дня от поступления в ученичество Летиция у Лайоны, с которой встретилась по дороге к трапезной.
— В смысле — как уживаюсь? Нормально уживаюсь, — не поняла вопроса Лайона.
— Но он же… такой строгий. Требовательный. Суровый, — попыталась объяснить свою мысль Летти.
— Это Валлиан — суровый? — снова удивилась Лайона. — Мы точно об одном человеке говорим?
— Ну, я говорю о Великом Картаделе Валлиане Долгожданном, — хмыкнула Летиция. — Вроде бы ты за ним замужем?
— Да, кажись, с утра была, — ответила шуткой на шутку госпожа Монтессори. — Только вот как-то не замечала за ним особой суровости.
Лайоне, привычной к мужчинам Левконии — угрюмо-властным, решительным, жестким и порой грубым — таким, как полковник Рид — ее собственный муж казался воплощением мягкости и деликатности.
