– И при выборе между любовью и деньгами вы выбрали деньги, – обронила я.
Только сейчас заметила, что сжимаю руками передник. Расправила складки на одежде, одёрнула рукава. Почему-то в голове копошились мысли о работе. О том, что я обещала сегодня спеть для ребят из хирургии, что троих больных выписывают и нужно будет поменять постели на их койках… А ещё нужно будет почитать тому мужчине, с раненым лицом, я обещала уже давно… У него всё ещё болят глаза и ноют швы на лице… Почему-то мне вспоминались раненые из госпиталя, и в мозгу звенела лишь одна мысль «им больнее, чем мне».
– Ави, мы ещё можем быть вместе, – соловьём заливался Инигор, хватая меня за руки. – Ничего не изменилось!
Лучше бы он ушёл. Сбежал без объяснений. Мне бы было больно, но я бы справилась. Это было бы обидно и больно, но не мерзко.
– Поедем со мной! Я найду нам квартиру. Даниэлла ничего не узнает… Никто не узнает. Это же на другом конце империи. Мы будем счастливы… мы… Я всё продумал.
– Так вот что за роль вы для меня избрали, лорд Канри. Как оригинально. И почётно! Я польщена!
Я отвесила Инигору поклон, будто паяц на сцене. Нужно было плакать. Кричать. Проклинать его, но из моей груди вырывался только смех. Истеричные и пугающие звуки. И я никак не могла остановиться, всё смеялась и смеялась, пытаясь стянуть с пальца проклятое кольцо.
– Ави! Ты же так хотела быть со мной… Что изменилось?
Он и вправду не понимал. В его серых глазах была безмятежная пустота, которая присуща людям без чести и совести. Не потому, что они задумывают подлости, нет, они и не понимают, насколько низок и отвратителен их поступок. А ведь где-то далеко, за морем, некая леди Райли готовится к свадьбе. Она ещё не стала женой, а её уже предали. Я не знала эту леди, но от мысли, что я невольно тоже участвовала в этой мерзости мне становилось невыносимо тошно. А ведь Инигор явно не собирался говорить мне о невесте… А ей? Ей он тоже говорил о любви?
Он попытался меня удержать, но я уже всё для себя решила. Плакать не хотелось. Ничего не хотелось. И я, взяв с собой книгу, отправилась в госпиталь. Там жили настоящие страдания… А у меня… У меня так. Просто сердце разбилось, и осколки по сей день при вдохе заставляют кровоточить старые раны.
– Ави, крошка, ну поплачь, – услышала я голос Руфуса.
Я просто сидела в своей комнате и смотрела в окно. Призраки прошлого рассыпались, возвращая меня в мир реальный. Мир, где тоже не было времени на страдания и пустые слёзы. Просто встречи с Инигором теперь были неизбежными, и это огорчало… А слёзы? Видимо, я исчерпала их запас ещё в детстве.
***
Дик не пришёл ни с утра, ни после обеда, и это немало обеспокоило лорда Файса. Стюарт отличался пунктуальностью и ответственностью, за что его Рик уважал, и такое пренебрежение договором могло означать только то, что с Диком случилось что-то непредвиденное. Рабочий день командира стражи тянулся бы уныло, если бы не поездка императорской четы в оперу в ближайшие дни. Лорд Файс хмуро изучал план оперного театра, все входы, выходы, окна, двери, потайные проходы в ложи.
Нужно было выехать ещё и «на местность», чтобы внимательно изучить все возможные лазейки, ведь дверь, отмеченная на плане, могла быть заколочена, перенесена, заложена кирпичом. Работать вот так вслепую Рик терпеть не мог. Хватило ему однажды уже вылазки по карте, что закончилось ранением и чудом уцелевшим кораблем. Тогда уже бои возле берегов Фаринго шли давно, и капитана Файса перенаправили туда из другого квадрата.
Рик не один год служил в пограничных водах, отлавливая браконьеров и нелегальных мигрантов, и вверенную ему территорию знал назубок. А вот новое место для него было чужим и незнакомым. Где рифы, где мели, где возможные риски при прохождении горных тоннелей? Лорд Файс считал, что нужно устроить вылазку и разведать местность.
Виконт Жалеро (сухопутная штабная крыса) считал, что карты достаточно и можно «красиво» вступить в бой. Есть идиоты, которых при помощи связей, взяток и прочих подношений повышают в чинах, обвешивают орденами и обматывают грамотами. Таких можно терпеть. Но когда вот такое недоразумение ещё и обладает болезненным честолюбием и мнит себя великим стратегом… Возможны жертвы.
Когда лорд Файс узнал стратегию Жалеро, то был крайне разгневан, излишне раздосадован и невозможно возмущён. Как результат – словесная перепалка, переросшая в короткий кулачный бой. Жалеро вырубили ударом в челюсть. «Крылатый» попал под огонь кораблей противника, лорд Файс угодил сначала в госпиталь, а уже оттуда, после поправки здоровья, – в тюрьму. Самым обидным было то, что геройство Жалеро было бессмысленным. Бой был и так выигран, позиции возвращены. А вскоре и вовсе были подписаны мирные соглашения с соседями.
А Рик до сих пор помнил вкус крови во рту и гул в ушах, когда в воду упало ядро от пушки. Потом была тишина. Очнулся он на больничной койке с забинтованным лицом. Рот перекосило, один глаз не открывался, речь давалась с большим трудом. Молодой желтоглазой медсестричке на вопрос «Как вас зовут?» он коротко пробубнил «Рик». По кляузе Жалеро Рику было предъявлено обвинение в бунте. На Фаринго не было тюрьмы, а потому капитана Файса оставили «болеть» вместе со всеми. О своем невеселом положении Рик знал и был готов отвечать по закону.
А потом болеть стало приятно. В первый раз открыв глаза, Рик подумал, что всё же помер, раз над ним склонился ангел. А потом «ангел» улыбнулся и звонким голоском приказал: «Пей». Рик пил, ел, переворачивался. А ангелок по имени Ави кружил вокруг койки. От судна лорд Файс гордо отказался. Когда упал, не пройдя и трёх шагов, забыл гордость и на судно согласился. Ави не ворчала и не шутила, молча помогла сесть на кровать, принесла необходимый «сосуд». Унесла. Лорд Файс уже фактически умер от стыда, но леди Роннер, укрывая его простыней, со смехом уточнила:
– А что происходило, когда вы изволили быть без сознания, не подумали?
Крыть было нечем. О том, что его мыли, умывали и перевязывали, Рик думал. А вот о судне… Сей позорный факт лорд Файс попытался забыть. А вскоре уже смог по стеночке дойти до уборной. Когда в палате появлялась Авриэль, Рику даже порой стенка не нужна была. Шёл гордо, почти парадным шагом, кокетливо шепелявя:
– Фофрое уфро, Афи.
Она смеялась и качала головой. А он только спустя неделю заметил у неё на пальце кольцо… Ави читала Рику по вечерам, а ему было плевать на сюжеты книг, ему нравилось слушать её голос. А ещё леди Роннер иногда пела для раненных. Простые песенки или грустные баллады. Девушка играла на гитаре и, прикрывая глаза, рассказывала слушателям очередную историю под перезвоны струн. А ещё через неделю она уехала навсегда. На кой черт он сунул ей в руку свой амулет? Но ему так хотелось подарить ей хоть что-то на память, а из личных вещей был только дырявый камушек на старом шнурке. Он уже подозревал, что чувствовал к девушке с глазами золота. Понял это он спустя годы.
«Спасибо», – шепнула она в ответ и поцеловала капитана в щеку. Это воспоминание навсегда въелось Рику в память, иногда обрастая фантазиями на тему «А если бы не…». Тогда лорд Файс молчал о своих чувствах, понимая, что девушка не свободна, влюблена и счастлива. Кто он был такой, чтобы лезть к приличной девице со своей любовью? Да и видно было, что Авриэль всецело была поглощена Инигором Канри… А Эллерик Файс был без пяти минут каторжник.
