– Не нужно этого всего, – мягко шепнула девушка, – вы безумно мне приятны, лорд Файс. Вы прекрасный человек. Но я не ищу, с кем завести роман во дворце.
– Мне кажется, вы меня неверно поняли, – прищурился Рик.
– Правда? – Ави изогнула тонкую бровь, – и вы пришли сюда не ухаживать за мной? А бокал у Фари из рук выпал сам по себе?
Вот! Рик чуть не выругался, в уме поминая Руфуса такими словами, что и черти в аду бы покрылись стыдливым румянцем.
– Не буду скрывать, что вы мне нравитесь, – с лёгким рычанием произнёс Рик, – очень нравитесь, Авриэль.
Она не сразу ответила, глядя на Рика с лёгкой растерянностью. Кусала нижнюю губу и теребила ручку веера. Женщина, которая хочет отказать, выглядит слегка не так, во взгляде Авриэль явно читалось сомнение, и лорд Файс решил, что для лёгкого абордажа самое время. Чем он рискует? Ему уже отказали.
Авриэль тихонечко пискнула, когда Рик дернул её за руку, заставляя прижаться к себе. Нельзя было давать ей возможность сомневаться, нельзя было давать шанс раздумывать.
Осознание, какая она хрупкая, будто хрустальная, совершенно лишало чувства реальности.
Ни один алкоголь в мире так не бил по рассудку, как этот поцелуй. Наверное, так тонущий хватает ртом воздух – жадно, неудержимо. Словно в этом вдохе вся его жизнь… страсть. И будь он проклят, если Авриэль не подалась вперёд сама. Рик перестал держать руки Ави, только медленно скользил пальцами по мягким ладоням, по голубым ниточкам вен на запястьях. По корсажу, шее.
Бархат кожи, запах цветов жасмина, пульсирующая венка над ключицей. Поцелуй походил на безумие, дурманящее состояние, как после алкоголя. Авриель запускала пальцы ему в волосы на затылке, обнимала за шею, прижимаясь теснее. Стоило большого труда не распаляться до той крайности, когда ни опасность быть застигнутым, ни нормы морали уже не кажутся важными.
Из здания театра послышался тихий хлопок. Ещё один. А потом несколько взволнованных выкриков, переходящих в гул толпы. Даже настолько дезориентированный лорд Файс понял сразу, что слышит выстрелы.
***
Никогда не думала, что можно сгорать от стыда и продолжать творить глупости. Как так вышло, что, собираясь остановить ухаживания Файса, я оказалась повисшей на его шее? Стыд, жар, головокружение. Будто прыжок в холодную воду, когда ледяные струи сковывают тело и выветривают из головы все мысли, а потом приходит разливающееся по телу тепло. Звук выстрела я услышала будто во сне и тут же с ужасом отпрянула от Файса, понимая то, в каком виде нас могли застать в этом закоулке, и то, какой ужас может сейчас твориться в театре.
– Как они не вовремя, – послышался печальный голос Руфуса, – не могли начать убивать всех позже…
Призрачный лис разлёгся на ветке дерева, лениво болтая спущенной лапой, и печально глядел на небо. Меня неприятно кольнули его слова, полные вальяжного равнодушия. А ещё это его утверждение, будто он знал о предстоящих событиях и выстрелы его расстроили, но не удивили.
– Ты знал? – прошипел Файс.
Руфус гордо испарился, обиженно закатив глаза. Я выпуталась из медвежьих объятий безопасника и тоже с укором взглянула на джинна. К его скотскому отношению к окружающим я уже привыкла… Но это!!! Файс без лишних слов бросился к театру, откуда были слышны выкрики и истеричный женский визг. Не задумываясь поспешила следом, на ходу соображая, чем могу помочь пострадавшим.
Двери театра, которые кто-то заботливо прикрыл, с грохотом распахнулись, послышался звон разбившихся стекол, одна из створок печально повисла на вывернутой петле.
Мужчина в дорогом фраке вылетел во двор, оглядываясь явно в поисках путей отступления. Слышался топот его преследователей. Файс оказался проворнее, перегородив беглецу дорогу своей внушительной персоной. То, что ему хватит сил свалить преступника одним ударом, я не сомневалась. То, что беглец выстрелит, не сбавляя темпа бега, – стало неожиданностью.
Я видела вспышку воспламенившегося в воздухе пороха, видела искры, посыпавшиеся в траву. Сизую змейку дыма, витой спиралью потянувшуюся в небо. Файс всё же выбил оружие из руки нападавшего и тут же влепил ему такой удар, что мужчина рухнул под ноги своим преследователям будто куль с мукой. Я затормозила рядом с Файсом, с ужасом проследив то, как бесчувственное тело бухается в траву. Хоть бы дух, вышибленный из этого господина, не покинул его тело навеки.
– Что у вас там происходит? – рявкнул Файс на подчинённых.
– Всё под контролем! – в ответ отчитался один из офицеров, вытягиваясь в струнку, будто на параде, – нападавший был замечен до выстрела, отстреливаться стал при попытке его задержать! Императорская семья в безопасности и была готова к эвакуации!
Файс странно сместил центр тяжести тела, будто у него затекла нога, я с подозрением глянула на лорда. Смутное беспокойство зародилось в душе.
– Пострадавшие? – уточнил спокойнее Файс.
– Отсутствуют! – продолжал чеканить офицер.
Во дворике было темно, и света, падавшего из двери театра было недостаточно для хорошего освещения… но расползавшееся пятно крови на рубашке Файса я могла увидеть совершенно отчётливо. Я без лишних сантиментов протянула руку, отодвигая в сторону край камзола безопасника, Файс тоже посмотрел на себя, удивлённо приподнимая бровь.
– Царапина, – нервно отмахнулся от меня мужчина… и снова пошатнулся.
Если бы не моя реакция и не подставленное Диком Стюартом плечо, то лорд-безопасник рухнул бы на землю. Кровь стремительно пропитывала ткань рубашки, багровое пятно ползло по кипенно-белой материи. А я, придерживая Файса, зажимала ему рану на боку, пытаясь остановить кровотечение.
– Его нужно срочно везти к доктору Гриххеру, – хмурясь, произнесла я, – ранение серьёзное, рану, скорее всего, нужно зашивать.
Офицеры принялись метаться, кто-то уже уводил очухавшегося «виновника всего веселья», заломив тому руки. Кто-то требовал коляску к чёрному ходу. Я с ужасом наблюдала, как стремительно бледнел Файс. Принялась расстегивать пуговицы на рубашке мужчины, стараясь не причинять ему боли большей, чем причинило ранение.
– Вы потерпите, – бормотала я, оголяя залитую кровью кожу, – я перевяжу ранение, и мы помчимся к доктору. Жить будете…
Судя по ране, пуля осталась сидеть в ней, выходного отверстия я не обнаружила. Ранка была аккуратной и круглой, что лишало надежды на касательное ранение. Паршиво. Очень паршиво.
– Не волнуйтесь вы так, – хрипло шепнул Файс, – меня уже не раз ранили, латали, бинтовали…
Я кивала, затягивая повязку из голубого шёлка. Ранили Файса, может, и не раз, вон сколько швов на теле, но в мирной жизни ещё обиднее умереть от руки какого-то безумца, чем от пули врага. И отчего-то хотелось плакать. Сильно хотелось, и я прикусила губу, стараясь не разрыдаться прямо сейчас, когда пальцы становились липкими от чужой крови. Истерику я умела обрубать на корню, так как она могла стоить жизни тому, кого я спасала. Только холодный ум и анализ, холодная голова и связные мысли. Потом приду к себе в спальню и выпью успокоительного.
