Хотелось бросить все, рвануть туда, распахнуть дверь и наорать от всей души на всех, кто мучает пацаненка! Я еще не был уверен, что он – мой, но защищать его мне уже хотелось. Вот только забрать его из больницы я не мог: не везти же его в гостиницу, тем более что по документам я ему никто. Чужой дядька, набравшийся наглости называть себя отцом.
В груди впервые шевельнулось что-то, похожее на злость.
Злился я на Алевтину.
Ты забеременела и решила рожать? – отлично! Твое право!
Но почему, черт побери все на свете, я узнаю о том, что у меня есть сын, только через пять лет, да и то – случайно?!
16. Зиновий
В гостиницу я вернулся далеко за полночь и до утра маялся бессонницей. Все мои мысли были там, в больнице, где врачи боролись за жизнь Алевтины, а в отделении детской травматологии тосковал по матери четырехлетний мальчишка.
Судя по всему, у них никого нет. Некому прийти им на помощь. Им не на кого надеяться.
...кроме меня.
В ушах все еще звучали слова врача, которого я все же дождался вечером: «Тяжелая сочетанная травма, переломы ребер с двух сторон, разрыв селезенки, огромная кровопотеря, сделаем все, что можем, но…»
Вот это «но» сидело в мозгу, словно заноза.
Что делать, если Тина не выживет? А если выживет, но станет инвалидом? Стоит ли сближаться с Никитой сейчас, когда я все еще не знаю, точно ли он – мой сын?
Было бы слишком жестоко позволить мальчишке привязаться к себе, а потом отодвинуть его, отдать в чужие руки. Нет, я в любом случае не оставлю паренька, не брошу на произвол судьбы. Если выяснится, что он мне не родной, и окажется, что у него нет родственников, готовых забрать его к себе – постараюсь найти ему хорошую приемную семью, буду помогать.
А если все же сын?..
Утром директор филиала, Егор Мироян, прислал за мной служебный автомобиль с водителем. Я сел рядом с шофером, парнем лет двадцати двух.
– Доброго утра, Зиновий Фадеевич! Куда едем? – сразу же перешел к делу тот.
Вообще, мне следовало бы отправиться в офис…
– В больницу.
– Вам плохо?!
– Нет. Хочу узнать о состоянии одной женщины. Ее вчера на моих глазах сбила машина. И еще, наверное, придется съездить по адресу, где она живет – взять вещи для ребенка.
– Так зачем вам самому ехать? Отправьте кого-нибудь! Вон, хоть секретаршу нашего шефа: она скорее с детскими вещами разберется.
– Это дельная мысль, – согласился я. – Давай тогда в больницу, потом в офис.
– Слушаюсь!
В больнице ничего нового мне не сказали. «Состояние очень тяжелое, стабильное, подключена к аппарату искусственного легкого» – вот и все, что удалось узнать об Алевтине.
Потом я заглянул в детскую травматологию, передал медсестре пакет с фруктами, йогуртами и печеньем для Никиты, сунул голову в палату, куда его определили. Мальчишка сидел на своей койке в застиранной, не по росту большой больничной пижаме, с подвешенной на груди рукой, и молча таращился в окно. На мое появление он не обратил внимания – даже не обернулся.
«С утра, как подняли, вот так и сидит. Молчит, ни с кем не разговаривает», – пожаловалась нянечка.
Это меня насторожило. Отыскал лечащего врача Никиты, забросал его вопросами.
– А что вы ждали? Стресс у ребенка. Хотите, покажу его неврологам и назначу консультацию у психолога, – пожал плечами врач.
– Причем тут мои хотелки?! Вы же видите, что происходит! Конечно, зовите специалистов!
– Не волнуйтесь так, папаша. Лучше найдите время побыть с ребенком, – кинул в меня упреком доктор, и я поспешил замять разговор, пока не выяснилось, что Никита меня, в общем-то, и не знает.
Наконец, добрался до офиса. Со своим ставленником Егором поделился всей историей – даже о том, что Никита, возможно, мой сын, умалчивать не стал.
– Не знаешь, как тут у вас можно организовать проведение теста на отцовство? – озадачил вопросом.
– Организуем, – кивнул Мироян. – У моей невесты матушка в облздраве работает, так что все решаемо.
– Так ты у нас вдвойне ценный кадр! – порадовался я. – Сам сын депутата, и невеста у тебя не из простых.
– На том стоим, – усмехнулся Егор. – Марину, секретаршу свою, я по указанному адресу уже отправил, так что о вещах для Никиты можете не беспокоиться: что не найдут, то купят и в больницу отвезут.
– Благодарю. Расходы покрою. Давай тогда к нашим делам.
– Давайте, Зиновий Фадеевич.
Как и обещал Мироян, вопрос с проведением теста на отцовство решился просто. У Никиты мазок на анализ забрали прямо в больнице, меня уже на следующий после разговора с Егором день пригласили посетить генетика, который принимал в единственной в Агранске частной клинике.
– Когда будут результаты? – уточнил я после того, как у меня во рту поскребли специальной палочкой с ершиком на конце.
– Через пять дней, – «обрадовал» меня генетик. – Вот чек к оплате, касса на первом этаже в правом крыле.
– Ускорить нельзя? – получить результат хотелось как можно скорее.
– Боюсь, не получится. Мы и без того вдвое сократим срок, отправим ваши материалы вне очереди и с пометкой «срочно».
– Тогда до встречи.
– Да, до свидания, Зиновий Фадеевич. – Генетик встал и лично проводил меня до дверей.
И снова мне предстояло ждать!
Состояние Алевтины не улучшилось ни на второй день после аварии, ни на третий. Врачи хмурились и отводили глаза, отделывались общими фразами, уверяли, что все необходимое у них есть и ничего покупать не нужно. Я понимал: надежды на то, что Алевтина выживет, с каждым днем все меньше.
За Никиту тоже были поводы волноваться. Он по-прежнему не желал ни с кем разговаривать, ел без аппетита и часто плакал. К моим визитам он, похоже, привык и даже вроде бы ждал их. Я старался заинтересовать мальчишку, приносил ему вкусности, купил машинку и забавного плюшевого слоненка. Слоненок мальчику понравился.
Новости появились только на пятый день. В обед мне позвонили из больницы:
– Зиновий Фадеевич, вы не могли бы подъехать?
– Когда?
– Чем скорее, тем лучше.
– Хорошо, еду, – тут же согласился я.
Егор, в кабинете которого мы как раз работали над очередным отчетом, ту же догадался, что звонок был важным:
– Что-то с Алевтиной?
– Да. Просят срочно приехать… придется тебе самостоятельно дальше.
– Справлюсь, не волнуйтесь!
– Да я и не сомневаюсь. Скинешь потом результат мне на мейл.
