– Пи-и-и-сить!
Неожиданный громкий детский вопль заставил меня вздрогнуть. Как я сумел не бросить газ и руль – ума не приложу. Как назло, мы шли по огороженному высокими отбойниками автобану: остановиться было негде. Совсем негде.
– Сейчас-сейчас, сынок! Вот проедем до конца забора…
– А-а-а!.. – под Никитой стала растекаться и впитываться в креслице лужица. Его джинсы промокли даже спереди.
Мальчуган продолжал орать – то ли от испуга, что описался, то ли оттого, что ему стало мокро и некомфортно.
Постойте! Но разве четырехлетние дети писаются?..
– Что ж ты не дотерпел, сын? – огороженный участок автострады, наконец, кончился.
Я поспешно съехал на обочину, остановил джип, выскочил из машины, обежал ее и открыл дверцу со стороны ребенка. Потом понял, что сначала нужно было заглянуть в пакет с запасной одежкой: вдруг переодевать мелкого больше не во что?
Мне повезло: в пакете, собранном предусмотрительной Алевтиной, нашлись еще одни штанишки, а еще – колготки и трусики. Я снова потратил минут пятнадцать на переодевание.
Оставалось решить, как быть с мокрым детским креслом. Сажать Никиту в свежих сухих одежках прямо в лужу? Так он снова промокнет… Оставить его на заднем сидении джипа? – нельзя. Опасно. Я тут его даже пристегнуть не смогу!
А еще… ребенок не ел с утра. Нужно его накормить!
С креслицем вопрос я все же решил: накрыл мокрое сидение пакетом, сверху пристроил сложенный вдвое чехол с сиденья. С кормежкой дела обстояли хуже: Никита есть отказывался. Не соблазнился ни на бутерброд с котлетой, приготовленный Алевтиной, ни на банку какого-то детского йогурта.
Единственное, что мне удалось – это влить в пацаненка несколько глотков воды.
Поводил мелкого за ручку по обочине, чтобы он немного размял ножки. Затем снова усадил в креслице.
– Нам совсем недалеко уже, Никит! Давай ты потерпишь еще пару часиков? – взглянул на сына с мольбой.
Никита не ответил. Я вспомнил, как упорно он молчал, когда впервые попал в больницу с вывихом плеча. Заговорил только в Москве, когда я пообещал, что отведу его к маме. Неужели все повторяется? Как долго может четырехлетний пацан играть в молчанку?
Оставшиеся два часа пути сын не ревел: он снова уснул. Меня это напрягало даже больше, чем нескончаемый рев. Вдруг ему настолько плохо, что даже плакать нет сил?
Уже на МКАДе Никита проснулся, знакомо икнул… на этот раз я был готов и успел подсунуть ему пакет – тот самый, из-под бутерброда, от которого отказался Никита, и который в результате дожевал я сам.
Ребенка снова вывернуло. На этот раз – водичкой, которой я его напоил. Мне стало совсем жутко. «Его укачало. Его просто укачало», – твердил я себе, сжимая баранку руля похолодевшими пальцами.
Едва добрались до Москвы и поднялись в квартиру дяди Родиона, который все еще лежал в клинике, я поспешил вызвать детскую бригаду скорой помощи.
Укачало – не укачало, а я хочу точно знать, что с ребенком все в порядке!
...Скорая прибыла быстро. Я даже не успел толком распаковать сумки сына. Сам Никита все это время сидел в кресле, куда я его пристроил, забившись в уголок, и таращился на меня огромными темными глазищами – такими же, как у его матери.
– Что ж вы, отец-молодец, не раздели ребенка, не уложили в постель, если думаете, что он заболел? – поинтересовалась врач скорой.
– Только приехали… не успел…
– А, то есть ребенок еще и с дороги? И долго в пути были?
– Часов десять.
– А где мать ребенка? – врач огляделась с недоумением. – Мне бы, наверное, проще было бы с ней пообщаться…
– А матери нет.
– Совсем? Простите, не могла даже предположить… такое несчастье…
Объяснять женщине, что мать Никиты жива, но осталась в другом городе, у меня уже не оставалось сил. И в тот момент мне даже не приходило в голову, что этот вопрос – где мать ребенка – я буду слышать постоянно. Так, словно весь мир ополчился против меня и решил доказать, что отца недостаточно.
Нет, наверное, если бы я растил сына с самого рождения, то к четырем годам научился бы справляться со всеми бытовыми задачами и заморочками, но такого опыта я был лишен. И, пока врач-педиатр ловко стелила постель, раздевала Никиту и укладывала его, чтобы пощупать животик, я стоял и ломал голову над вопросом: где взять няню? И лучше бы прямо сейчас, в девять часов вечера…
– На данный момент признаков того, что ребенок болен и нуждается в стационарном лечении, я не вижу. Рвота, полагаю, была вызвана стрессом и укачиванием. Укладывайте ребенка спать.
– Но он не ел с самого утра! А то, что съел утром – все вытошнил!
– Напоите мальчика кисло-сладким ягодным морсом. Дайте пару печенюшек. До утра ему хватит. Я взяла кровь из пальчика. Будет готов анализ – перезвоню, сообщу результат. Ну и постарайтесь как можно скорее найти профессиональную няню, которая сможет обеспечить ребенку нормальный уход.
Скорая уехала.
Я присел на краешек кровати, в которую педиатр уложила Никиту, перед этим переодев его в пижаму, которую сама же и нашла в чемодане.
– Не думал, сынок, что все так сложно. Натерпелся ты сегодня из-за меня… Сейчас посмотрю, есть ли в пакете морс и печенье для тебя…
Морс нашелся. Печенье – тоже.
Никита охотно выпил весь напиток и сгрыз пару печенюх, после чего обнял любимого слоника и зарылся в одеяло с головой. Время было позднее. Я порадовался, что сын уснул без капризов и слез.
Самому мне было не до сна. До трех ночи я сидел и изучал сайты различных агентств, предоставляющих услуги нянь. Читал отзывы и истории, которые больше пугали, чем вдохновляли. Пустить чужого человека в дом – уже проблема. Доверить ему самое ценное – своего ребенка – сложнее в десять раз!
И все же я только теперь осознал, что мне придется это сделать. Чем скорее – тем лучше.
31. Алевтина
Квартира без Никиты опустела. Как и моя жизнь. Сын был словно стержень, который не позволял ни согнуться, ни сломаться под гнетом житейских проблем. Словно батарейка в часах, не дающая им остановиться.
Теперь же… проблем почему-то меньше не стало, но не было сил и желания барахтаться, бороться, добиваться. Какой смысл во всем в этом, если может прийти вот такой мешок с деньгами, как Зиновий Плетнев, и одним щелчком пальцев лишить тебя самого главного?..
О том, что Зиновий довез Никиту до Москвы, я узнала на следующий день после прощания. Вечером все ждала, думала, Плетнев догадается набрать сам. Мне всего-то и надо было услышать: «Доехали нормально. Никита в порядке». Не дождалась.
Утром набрала сама.
– Здравствуй. Как вы доехали? Как Никита? – обращаться к Плетневу по имени не хотелось, и я просто опустила его, сразу перейдя к вопросам.
