– Что случилось, Марина? Коротко и по делу: я занят!
– У Никиты была рвота. Я думаю, Нафиса что-то делает не так. Или руки не моет!
– Как сын сейчас? У него что-нибудь болит? Температура есть? – спешить с выводами я не хотел: мне нравилось, как готовит наша домработница, да и дом она в одиночку чистила так, что он просто сверкал.
– Нет, чувствует он себя неплохо. Правда, устал и я уложила его спать пораньше.
– Хорошо. Сейчас пришлю номер детской скорой помощи. Если что – вызывай бригаду, пусть осмотрят его.
– Как скажете. Но насчет Нафисы все же…
– Вечером, Марина. Звони, если Никите станет хуже: я приеду.
– Ладно.
– Тогда все. – Я сбросил звонок и вернулся к делам, хотя мысли о сыне не оставляли меня ни на минуту.
Кое-как раскидав до конца рабочего дня все задачи, которых было по самую маковку, я помчался домой. Даже запланированный визит к дяде Родиону, которого со дня на день обещали выписать из отделения реабилитации, пришлось отодвинуть на другой день.
Коттедж встретил меня тишиной. Даже не верилось, что в этом доме живет ребенок.
Желая скорее увидеть сына, я бегом поднялся на второй этаж, без стука ввалился в детскую. Никита сидел на ковре в игровом уголке и тихо копошился в игрушках. Няня сидела тут же в кресле и, водрузив на нос изящные очки в явно недешевой оправе, листала какой-то глянцевый журнал.
– Никитка! Сын! Как ты? – я подошел, присел возле мальчика.
– К маме… – ответить мне было нечего, да интересовало совсем другое.
– Сын! Скажи, у тебя где-нибудь болит?
Никита отрицательно мотнул головой, отвернулся, взял и прижал к груди любимого слоненка.
– Полдник он съел, рвота не повторялась, – доложила Марина. – Но я все равно считаю, что узбечка не должна отвечать за питание четырехлетнего ребенка! Она не может нормально готовить…
– Марина, давайте вопросами подбора персонала буду заниматься я сам. А вы занимались бы ребенком, а не журнальчиками.
– Он под присмотром!
– Вы могли бы вывести Никиту во двор!
– Но он и без того плохо себя чувствует, а на улице прохладно! Кстати, ему пора ужинать. Никита, складывай игрушки и пошли мыть руки! – женщина отложила в сторону журнал, сняла очки и поднялась с кресла.
Никита покорно убрал пару машинок в ящик тумбы, слоненка пристроил на свою кроватку и молча пошел в ванную.
Я тоже поспешил к себе – умыться и переодеться.
– Встретимся за ужином, сынок, – пообещал ребенку.
Еду из тарелки Никиты, поданной расторопной Нафисой, я вначале попробовал сам, а уж потом разрешил ужинать мелкому. Рисовая каша показалась мне очень даже приличной – в меру рассыпчатой, свежей. Приготовленные на пару куриные котлеты тоже были вполне съедобными. Так что на косые взгляды Марины в сторону нашей домработницы я решил внимания не обращать.
* * *
Вечер прошел спокойно. В девять Марина уложила Никиту спать. Я устроился в своей спальне – дверь в дверь с комнатой сына. В одиннадцатом часу вечера мне послышался кашель и плач. Я поспешил в детскую, щелкнул выключателем, зажигая верхний свет.
Картина передо мной предстала печальная и пугающая: Никита сидел в грязной от рвоты пижамной рубашке, отодвинув от себя, насколько можно, испачканную подушку и одеяло, и заливался слезами.
– Тише, мой хороший, тише! Ничего страшного не произошло! Сейчас мы тебя переоденем, умоем, постельку перестелем, и все будет хорошо! – бросился к пацаненку я.
Следом за мной ввалилась и заспанная, растрепанная Марина.
– Что тут происходит?!
– Никиту вырвало.
– Ну вот! Я же говорила!.. – женщина метнула в меня полный торжества взгляд. – Нафису надо увольнять! Кстати, пойду, позову ее. Пусть убирает!
– Не надо. Я сам все сделаю. И вы тоже можете идти, Марина. Я побуду с сыном, пока он не уснет.
– Как скажете. – Марина пожала плечами и выскользнула за дверь.
У меня появилось огромное желание уволить ее. И я даже решил, что все-таки сделаю это, но утром. А сейчас мне нужно было заняться сыном.
Умыв и переодев мелкого, я усадил его в кресло, укутав в плед. Перестелил постель. Приоткрыл окошко, чтобы выветрить неприятный запах. Уселся, взял ребенка на руки, прижал к себе.
– Что с тобой такое, сынок? Давай ты не будешь болеть, ладно? Я ведь не прощу себе, если с тобой что-то случится...
В этот вечер Никита уснул у меня на руках, а я не смог, не решился уложить его в кроватку и уйти. Так и сидел, прижимая к себе укутанное в плед тельце мирно посапывающего малыша. То дремал, то пытался понять, с чего бы вдруг совсем еще недавно крепкому и здоровому ребенку стало плохо. Кроме предложенного Мариной объяснения по поводу некачественной готовки, ничего не приходило в голову.
На следующий день Никиту снова рвало. Я сорвался с работы. Примчался домой. Уволил Нафису. Следом уволил Марину, которая явно не понимала, что она – всего лишь наемная прислуга, и намекала, что готова сама заняться поисками домработницы.
Потом повез Никиту в ту самую клинику, где он уже лежал, когда Алевтина находилась в реанимации. Сына согласились госпитализировать и пообещали полное и всестороннее обследование.
– Не беспокойтесь, Зиновий Фадеевич! Ничего непоправимого случиться с мальчиком не должно было. Всякие врожденные проблемы проявляются намного раньше, чем в четыре года! – заверил меня заведующий отделением детской терапии. – Осмотрим сами, пригласим на консультацию других специалистов… Поставим Никиту на ноги!
Когда я отдал сына в заботливые руки медиков – он даже не пикнул. Равнодушно позволил себя переодеть. Покорно пошел за медсестрой, которая поймала его маленькую ладошку и повела прочь от меня. Сын даже не оглянулся!
Вернувшись в опустевший коттедж, я впервые за многие годы в одно лицо распил литровую бутылку коллекционного виски, кое-как добрался до своей спальни и провалился в беспробудный сон. По-другому все равно не уснул бы. Я устал терять. Мать. Отец. Жена… неужели теперь и сын?! Изгнать из головы эти страшные мысли мог только вискарь.
...Пока Никита проходил обследования, я занялся поисками новой няни и новой домработницы. На этот раз решил действовать без спешки и вдумчиво. Даже попросил помощи у дяди Родиона. Он как раз выписался из больницы и очень переживал, что теперь в больницу угодил внук.
– Давай, я пока поживу у тебя, сын. Буду собеседовать, пока ты в офисе делами занимаешься. А от Алевтины что слышно?
– Ничего. Вот хочешь верь, отец, хочешь – нет, но она позвонила за все это время всего один раз! И я ей дозвониться не смог.
– Ох, не нравится мне это, Зин. Зря ты девочку одну оставил. Не помог, оттолкнул, с сыном разлучил. А если с ней что-то случилось? Ты хоть понимаешь, что сын тебе этого ни за что не простит, когда подрастет и все поймет?
