– Жив! – объявил врач, цепляя на лицо ребенка кислородную маску. – Надышался, похоже, сильно. Вы едете?
Осознав, что вопрос относится ко мне, я закивала.
– Документы какие-нибудь прихватите.
– Сейчас! Они там, в джипе, – я указала на ворота.
– Тогда бегите, а мы как раз развернемся и вас подберем.
Больше мне ничего не нужно было объяснять. Как я бежала к джипу, как хватала с заднего сиденья свою сумочку и мчалась обратно к машине скорой – не помню. Очнулась, только когда мы уже летели, сопровождаемые воем сирены, по Рублевке в сторону МКАДа.
Я держала вялую неподвижную ладошку Никиты и беззвучно шептала его имя. Доктора что-то вводили Китенышу в вену, заполняли бумаги, поглядывая в мой паспорт. Куда-то звонили, требовали, чтобы нас встречала реанимационная бригада.
В клинике, куда нас доставили, Никиту тут же увезли в реанимационное отделение, а я осталась дежурить под дверями. Минут через сорок ожидания вышел кто-то из врачей. окликнул меня по фамилии. Сообщил успокаивающе:
– Не волнуйтесь, мамочка. Отравление угарным газом есть, но умеренное. Недельку, конечно, в больнице полежите, но угрозы жизни нет. И без ожогов обошлось: повезло! Езжайте домой.
– Могу я увидеть сына? Поговорить с ним?
– До завтра он будет спать. Приезжайте завтра к полудню. Пропустим, так и быть.
Я принялась благодарить – наверное, слишком многословно. Меня прервали:
– Все-все! Успокойтесь уже, Алевтина! Завтра ждем.
Выйдя из клиники, я растерялась. У меня были при себе документы. Был кошелек с двумя банковскими картами. Был телефон. Но куда ехать – я не знала. Вспомнила про Родиона Зиновьевича. Позвонить ему? И что я скажу старику? Что уехала со своим сыном, и теперь не знаю, жив ли его сын?
Стало понятно: мне придется вернуться на Николину гору хотя бы затем, чтобы узнать о судьбе Плетнева и Елены Михайловны. Этой недобросовестной тетки, которой я так доверяла, на которую рискнула оставить ребенка.
Где она была, куда смотрела, что допустила беду?!
Едва ли не впервые в жизни я решила ехать на такси. Спускаться в метро, бегать за маршруткой, толкаться в толпе людей я была не готова. Понимала, что в любой момент могу сорваться. А срываться не имела права. Я должна быть сильной! Ради сына! И немного – ради его деда, Родиона Зиновьевича.
К счастью, на парковке возле клиники нашлось несколько машин такси. Я постучала в приспущенное стекло той, в которой дремал водитель:
– На Николину гору едем? – спросила мигом очнувшегося мужчину.
– Садись.
– Только быстрее, пожалуйста.
Водитель не ответил. Вывел машину с парковки, влился в общий неторопливый поток транспорта. Я ерзала в нетерпении, злилась на каждый светофор, замедлявший наше движение, психовала на каждый рискнувший подрезать нас автомобиль.
– Ну, быстрее же! – взмолилась минут через десять, видя, что продвигаемся мы слишком уж медленно.
– Куда спешите, девушка? На пожар, что ли? – решил пошутить водитель.
Я задохнулась, а потом разрыдалась. Меня догнала запоздалая истерика. Навалился весь тот ужас, который я испытала, когда увидела, как из окна комнаты, в которой должен был спать мой Китенок, валят темные густые клубы дыма…
– Эй-эй! Дамочка! Вы чего?! – водитель и хотел бы съехать на обочину, но мы шли в плотном неторопливом потоке транспорта по второй левой полосе. – У меня вода есть. Минералка. Холодненькая… Будешь пить?
Таксист перешел на «ты», начал совать мне в руки бутылку с водой, бумажные платки, бормотать что-то о том, что, если я сейчас же не успокоюсь – повезет меня не в поселок, а в ближайшую больничку.
Не сразу, но мне удалось взять себя в руки. Икая и запинаясь, я рассказала таксисту все: и как не хотела уезжать и оставлять Китенка одного. И как отказалась ехать в ресторан – но мы с Плетневым все равно опоздали, и моего Китенка удалось спасти только чудом.
– И вот теперь я еду туда, чтобы узнать, что с хозяином дома и няней ребенка… – завершила я свой сбивчивый рассказ.
– Ну, дела… прости! Я ж не знал, что ты и правда на пожар… на пожарище… возвращаешься. – Шоферу было неловко, и он старательно смотрел на дорогу, лишь бы не смотреть мне в глаза. – Постараюсь ехать быстрее.
Таксист и правда старался. Теперь он ехал не с ленцой, пропуская всех, кому вздумается нас обогнать. Он сам перестраивался с одной полосы на другую, подрезал, втискивался и вклинивался, сигналил и слал «факи» другим торопыгам.
Наконец, такси высадило меня у коттеджа Плетнева. Ворота были по-прежнему открыты. Пожарных машин уже не было, как и скорых. Во дворе топтались двое мужчин из охраны поселка, полицейский и еще какой-то человек в военной форме защитной раскраски.
– А вот и Алевтина вернулась! – узнал меня один из охранников.
Я бросилась к нему:
– Зиновий… Фадеевич жив? Его спасли?! Няню нашли?!
Вместо охранника мне ответил приблизившийся полицейский:
– Владелец дома с ожогами в бессознательном состоянии отправлен в госпиталь МЧС. А няня – это пожилая женщина с фиолетовыми волосами?
– Да! Где она? Что с ней? – закивала я.
– Ее нашли внизу, на кухне. Предварительный диагноз медиков – гипертонический криз и инсульт.
– О!.. – я открыла рот и тут же прикрыла его ладонью. – Она никогда не жаловалась на давление!
– Кем вы приходитесь хозяину дома? – перешел к расспросам полицейский.
– Я – домработница… мы с Зиновием… Фадеевичем ездили за продуктами, а когда вернулись – дом уже горел.
Следующие полчаса я отвечала на вопросы полицейского и пожарного инспектора – того самого мужчины в военной форме защитного цвета. Мне было трудно объяснить им, как так вышло, что я, мать Никиты, оказалась домработницей в доме его отца. Чувствовала я себя под их недоверчивыми и подозрительными взглядами так, будто это я устроила поджог…
Наконец, меня отпустили.
– О результатах экспертизы мы сообщим родственнику Зиновия Плетнева, – известил меня напоследок инспектор. – Жить в коттедже пока нельзя. Вам придется поискать себе другое жилье.
Этот вопрос меня волновал мало. С теми деньгами, которые имелись у меня на зарплатной карте и на карте, которую выдал мне Плетнев, я могла снять себе не комнату в хостеле, а отдельный номер в недорогой гостинице.
Сложив самое необходимое в дорожную сумку, я собралась с духом и набрала номер Родиона Зиновьевича.
– Бери такси и приезжай ко мне! Поживешь пока здесь! – потребовал старик, услышав новости. Держался он на удивление стойко, и это принесло мне некоторое облегчение. – Жду!
– Еду… – согласилась я и вышла за ворота, одновременно вызывая машину.
