— Ага, прямо само очарование, — как бы я от своего яда сама не отравилась.
Зори моей иронии не уловил, продолжая прижимать к груди старую детскую пижамку. Иногда я завидую восторженности Зори, его легкости восприятия жизни. Как бы его не пинала и не била судьба, гоблин всегда сохраняет внутренний свет и позитивное мышление. Я все же от каждого нового пинка только замыкаюсь сильнее, ощетиниваясь на окружающих своей злой иронией и откровенным хамством. И вот сейчас Зори придется встретиться с моими недостатками лицом к лицу.
— И он не человек, — подытожила я. — Он оборотень. А это шерсть и слюни, царапины на паркете и шерсть на ковре.
Зори как раз приложил пижамную рубашку к своей впалой груди, бережно раскладывая на ней складочки. Ох, бедный Каэл, знал бы он, во что выльется его жест дружелюбия, сжег бы эту тряпку еще неделю назад. Теперь бедный ребенок познает весь ужас гоблинской преданности, и кошмар благодарности. А Зори может, сама от этого страдаю.
— Но он нас спас, — все так же мечтательно продолжал гоблин. — Мы должны быть признательны.
Все! Это была последняя капля в моем океане терпения. Это подобострастие Зогра, его невесть откуда взявшаяся преданность оборотню — инквизитору. Все эти попытки доказать мне, что Стоун душка и лапочка меня доконали.
— Спас?! — моему шипению могли позавидовать все ядовитые кобры в мире и каждая индивидуально, — Тоесть ты ему благодарен за то, что он нас спас?
Зори заподозрил то, что сказал что-то не так. Что именно он еще не понял, но на всякий случай кивнул, потом поразмыслил и, прижав уши к голове, отчаянно ею замотал. При этом делал все абсолютно молча, боясь ляпнуть еще что-то не то. Но меня уже понесло и гроза бушевавшая в душе, разрядилась молниями в первого, кто подвернулся под руку. Увы, к несчастью, это был мой безропотный ушастик.
— Зори! Да очнись же ты! — меня слегка потряхивало от переживаний, а голос то и дело срывался на мерзкий визг, — Он просто делал свою работу! Ему плевать на меня, тебя, ему плевать на наши жизни! Он выполнял приказ!
— Но те люди они… — попытался встрять Зори и осекся.
— Те люди просто тоже выполняли приказ, — я подарила гоблину нервную ухмылку. — И хочу тебя удивить. Им тоже было на нас плевать! А я… я… Просто меня бы стали использовать другие люди, на благо другой страны…
Чем больше я говорила, тем больше задыхалась. Каждый новый вдох давался с большим трудом. Мысли путались, сердце грохотало в груди словно разогнавшийся локомотив. И голос. Он стал звучать отчетливее, громче, настойчивее. Хотелось причинить боль, унизить, растоптать это мерзкое существо, дрожащее передо мной. Хотелось пнуть его, свернуть хрупкую шейку. Выпустить гнев. И самое страшное, что я понимала, я это сделаю. Я сейчас убью Зори.
Я все глубже и глубже проваливалась во мрак, клубящийся глубоко в душе. Он затягивал, как трясина, заглушая мысли и мольбы издыхающей совести. Это была не я. И я. Та, что пряталась во мне с того самого дня, как на моей коже выжгли знак печати. И мне опять, как когда-то в детстве, стало страшно, что я потеряюсь в этой тьме, останусь в ней на веки, не найдя пути к свету. Только я и моя тьма… и ни одного луча света. Что может быть прекраснее… Что может быть страшнее? Что может быть отвратительнее?
И я барахталась в этой дымке, отчаянно стараясь не слышать гипнотизирующего шепота той, что просила назвать ее госпожой. Покориться своей природе. Меня разрывало от боли, ведь тело желало причинить боль тому, кто его обидел, а разум отчаянно пытался спасти того, кто был мне дорог. Того, кто был рядом со мной, был мне другом не смотря ни на что.
Я вывалилась в реальность, обнаружив себя стоящей на четвереньках на полу. Дыхание сбилось, как при беге. Тело ныло от перенапряжения мышц, а рука судорожно сжимала осколок разбитого бокала. Да что же это со мной происходит? Зори забился в угол, посеревший от страха. Гоблин трясся, как осиновый лист, испуганно глядя на меня из- под бинтов.
— Зори, что случилось? — я едва могла говорить, так меня трясло.
Зори тихо всхлипнул, вытягивая, вжатую в плечи шею. Потом шагнул ко мне, осторожно, словно я была заразной. В его глазах плескался страх, неподдельный ужас… передо мной. Появилось непреодолимое желание вогнать себе в шею осколок стекла. Опять этот взгляд. Опять я потеряю того, кто мне дорог.
— Мисс? — Зори сделал ко мне еще пару осторожных шажков. — Вы… Вы… У вас глаза почернели. И вы хотели меня ударить осколком.
Я прикрыла глаза. От дикости происходящего и от подступившей паники делалось дурно. Неужели этот голос будет со мной всегда? Неужели я вот так в один миг потеряю себя в его шепоте? Слеза скатилась по щеке, кляксой туши приземлившись на пушистый ковер. Это конец. Это безумие, за которое поплатилась половина призрачников. Мы слишком беззащитны, наши души слишком близки к миру потустороннего… Мне не выстоять. Когда-то я мечтала о снятии печати, теперь же поняла, что жизнь с ней была спасением от того, что ждет меня в будущем.
— Мисс, вставайте, — Зори бросился меня поднимать.
Мой маленький болотный друг. Он уже простил меня, не успев даже обидеться. Я разрыдалась во всю силу, от осознания того, чем я становлюсь. Гоблин довел меня до дивана, вынул из кармана белоснежный платок. Вытер размазавшуюся косметику на моем лице.
— Прости, — шепнула я, упираясь головой в грудь друга. — прости дружочек.
— Ничего, мисс, — Зори погладил меня по голове. — вы устали, испугались. Все будет хорошо.
— Не будет, Зори… — всхлипнула я. — Я не смогу…
— Не смогу что? — пророкотал в комнате голос Стоуна.
Инквизитор стоял в гостиной сощурив глаза и разглядывал следы моей душевной слабости. Цепкий взгляд упал на осколки, застрявшие в ворсе ковра. Потом инквизитор уставился на меня.
— Зогр, миссис Пиркс необходим твой совет, — заявил метаморф.
Зори не двинулся с места, пытаясь загородит меня от инквизитора. Мой маленький опекун, самопровозглашенный защитник.
— Зогр? — в голосе Стоуна послышались нотки рычания дикого зверя.
Зори только мотнул головой в ответ. Не уйдет. Он костьми ляжет, спасая мою жизнь. Сначала в подворотне. Теперь здесь.
— Да не обижу я твою, мисс! — рявкнул Стоун. — она сама кого хочешь обидит! Быстро вышел из комнаты!
Зори открыл рот, желая выразить свой протест, но не решился. Я осторожно потянула его за рукав рубашки, давая понять, что отпускаю. Зори обернулся, прижав уши к голове и прошмыгнул к двери, оставив меня наедине с инквизитором. Вот и все. Вот и конец, который ждет таких как я. Я потеряла интерес к происходящему. В душе появилась апатия, в теле смертельная усталость. Я равнодушно наблюдала, как Стоун садится в кресло напротив, как закидывает ногу на ногу.
— И как вам ее зов? — обратился ко мне инквизитор. — Когда я впервые ее услышал, то тоже испугался.
— Что? — я моргнула и уставилась на мужчину.
