— Уму не постижимо, — потрясенно заявил Стоун, протягивая руку к маленькой летунье.
— Для фантазии нет невозможного, — протянула в ответ я. — Все, что можно представить, уже существует в воображении. А это уже мир…
А в душе уже натягивалась та странная нить, что раз привела меня к нашему убийце. Сила колола кончики пальцев, щекотала где-то в районе солнечного сплетения. И я решительно зашагала прочь из мира подводных чудес. Лазурная трава гнулась к земле под ветром, шелестела, путалась в ногах, словно не хотела отпускать.
— Виктория?
Я снова проигнорировала Стоуна, схватив его за руку, увлекая за собой в новый мир. Инквизитор решил не отвлекать меня пустыми расспросами и ускорил шаг. Нужно быть честной — мне приятна его понятливость.
Мир ночи встретил нас пением цикад. Лунный свет серебрил листья плакучих ив, замерших у огромного пруда. Водная гладь отражала диск ночного светила и осколки звезд, разбросанных по небосводу.
И туман. Необыкновенно пушистый и густой. Он поднимался над водой, расползаясь по травам, затапливал все вокруг, словно от брошенного в воду кусочка сухого льда. Волшебный туман. Сказочный… и идеальный. Я остановилась, изучая пейзаж вокруг. Скрупулезно продуманный, выверенный, просчитанный до миллиметра, ни одной неточности. Так не бывает. Не может человеческий мозг настолько все просчитать и учесть. Людям свойственно метаться из одного отрывка фантазии в другую. Но это было другое место.
Стабильное, я бы даже сказала — «обжитое». И мы в этом мире были не единственными гостями. Я ощущала опасность, но все еще не могла выяснить откуда она движется. Откуда и на кого нападут?
Вот на полянку вышла девушка в летящих одеждах. Длинные волосы струятся по спине, босые ноги касаются мягкой травы. Она шагала не оглядываясь к пруду. Улыбалась, придерживая подол полупрозрачной туники. Так не блуждают в снах. Так шагают знакомой дорогой домой или в гости… Она понимает, где она. И в этой безмятежности раздался тихий, угрожающий рык.
Но прежде чем я или Стоун успели среагировать, из кустов выскочил огромный черный пес и бросился к девушке. Та взвизгнула и попятилась, прикрывая лицо руками. Мир вокруг стремительно терял краски, выцветал. Пожухла трава, а по водной глади пошла рябь, от налетевшего ветра.
Все происходило с такой скоростью, что я не успевала даже понять, что делать. И прежде чем сообразила отогнать тварь от несчастной, псу ему наперерез бросилась черная тень. Женский крик разорвал сонную тишину леса. Послышался треск ткани и хруст ломающихся костей. Когда мы добежали до полянки, то там пса уже не было. Только лежащая на земле девица и мужчина склонившийся над ней.
— Отойдите о девушки! — инквизитор в Стоуне проснулся молниеносно.
Мужчина поднял на нас взгляд. Бледное, до одурения красивое лицо в ореоле смоляных кудрей. Прямой нос, волевой подбородок, черные, бездонные глаза. Кажется это какой- то актер. Я вздохнула, Стоун тихо зарычал. Ну ясно, кто еще может спокойно блуждать в чужих снах. Да еще и в женских. Инкуб. Порождение тьмы. Низший демон, пьющий жизнь жертвы из ее снов. И каких снов…
— Что это было? — инкуб снова глянул на лежащую без чувств девицу.
— Отойди от нее, поужинать тебе сегодня точно не удастся, — ехидно заявил Стоун.
А потом протянул к демону руку. Сверкнула алая печать на ладони инквизитора, образуя вокруг Стоуна и меня щит из рун. Ну да, против инкубов столько всяких цацок напридумывали, что хоть отдельный завод открывай.
Инкуб поднялся на ноги, красивое, как и у всех подобных созданий, лицо перекосило от гнева. Блеснули и погасли огромные черные глаза.
— Я не собирался пить ее…
— А этот антураж создал по доброте душевной? — встряла я, осмелев при виде магического контура.
Инкуб замолчал, отведя взгляд в сторону. Его работа. Я же сразу ощутила фальшивость этой фантазии. Слишком все идеально. А все лишь для того, чтобы заманить жертву в свои сети. Хотя он спас ее… и не слишком ли много затрачено сил ради простой еды? Что- то странное было в его поведении, что- то не вязалось в одну нить. Но что? Разгадка была очевидной, но совершенно безумной. Хотя, нести чушь мое призвание:
— У вас было свидание? — ляпнула я, стараясь не думать о логике.
Стоун обернулся ко мне с таким лицом, словно я начала блеять по- козьи.
— Лэмон, не сходите с ума, — вздохнул Стоун. — Любви между волком и овцой быть не может.
Эти слова изменили инкуба до неузнаваемости. В прямом смысле. Слетела иллюзия, скрывающая истинную суть темной твари. Волосы клочьями опали на пожухлую траву, лицо исказилось, стал больше нос, выдались острые скулы. Рот до ушей, полный острых зубов. Крючковатые пальцы с когтями вместо ногтей. Вот это я понимаю — исцеляющая сила правды. Вот так придет к тебе в сон красавец мужчина, а окажется горбатое нечто, с лысой бошкой. Всюду обман, что в жизни, что в снах…
— А скольких овец сожрали вы, пустив на фарш? — едва слышно заговорил инкуб. — Убили на бойне, но при этом любуетесь ими в полях?
Его голос звучал глухо и печально, словно каждое слово давалось ему с трудом. Инкуб стоял, опустив плечи и не отрываясь, глядел на девушку, лежавшую на траве. Так не смотрят на еду. Так глядят на солнце… которого никогда не суждено будет коснутся.
— Ах да, вы же так созданы, — усмехнулось несчастное чудовище. — Вам нужно есть для жизни.
Мне стало нехорошо. Глядя на эту тварь, которой принято пугать детей, я ощущала боль. Не знаю как, но могла чувствовать тоску и страдания этого существа. Они были настоящими, искренними. И мир вокруг только подтверждал это. Инкуб бросил все свои силы, спасая любимую…Я продолжала разглядывать инкуба, отмечая залегшие под глазами тени, бледное лицо, потухший взгляд.
— Как давно ты ел? — продолжала я удивляться своей сообразительности.
— Давно…
Пока мы говорили, тело девушки начало таять, пока полностью не исчезло из мира снов. Где- то в реальности несчастная сейчас проснулась с бешено бьющимся сердцем. Но, хвала небу, проснулась.
— Что это было? Ты знаешь? — я шагнула ближе к инкубу.
— Не знаю, — существо обернулось ко мне. — Это что-то чужое моему миру. Не демон и не ментальный паразит.
— Но тебе хватило сил прогнать его, — встрял в беседу Стоун.
Инкуб печально улыбнулся. Его жуткая личина все еще пугала меня, но потухший взгляд и одиночество, читавшееся в нем пробуждали ноющую тоску глубоко в душе. Ту, что змеей впивалась в сердце раз за разом, стоило мне увидеть жизнь нормальных людей. Я душила в себе эту слабину, не давая ей отравлять и без того печальное существование. И вот теперь, в этих темных, как ночь глазах, я, как в зеркале, видела ту боль и одиночество, что стали моими спутниками на долгие годы. Мы изгои… мы обречены только смотреть на чужую радость, не имея возможности ощутить ее тепло.
