— Я потратил все силы, стараясь его отогнать, — отозвался инкуб, так же зачарованно глядящий на меня, — Но ему, как будто, и не интересно было бороться. Его интересовала только Сюзанна.
— Еще один допрос? — обратилась я к Стоуну.
— У нас с вами появляются собственные традиции, — пожал плечами инквизитор, — Осталось найти эту Сюзанну в реальности.
Инкуб встрепенулся и пристально посмотрел на меня:
— Я могу вас провести. Ты выйдешь в реальность там, где я покажу.
Мы с инквизитором переглянулись. В его взгляде читалось: «А ты так можешь?». Мой взгляд задавал вопрос того же содержания. Мы обернулись к инкубу. Порождение тьмы находилось в полной растерянности. О, всевидящие Боги! Можно мне выдать подробную инструкцию моего дара уже сейчас? А? Какие еще «чудные открытия» меня ждут в дальнейшем?
— Ты же так умеешь? — осторожно уточнил у меня инкуб.
— Нууу, — я неопределенно мотнула рукой в воздухе, — вот и узнаем…
И очаровательно улыбнулась. Это работает в реальности, должно помочь и здесь. Меня считают обаятельной особой. По крайней мере до того, как увидят клеймо на шее.
Инкуб кивнул, неуверенно и как- то вяло, потом взмахнул рукой и гладь пруда отразила грязный переулок. Перевернутые мусорные баки, ободранные коты на крыше. Городское дно, помойка человеческой жизни. Что же, реальность всегда умела отрезвлять.
Я прикрыла глаза, пытаясь представить дверь в реальный мир. Это оказалось не просто. Грань между явью и вымыслом была прочнее камня, она отчаянно сопротивлялась тому, что с ней пытались сотворить. Тысячи энергетических потоков с треском рвались, уступая напору силе… той, что я выпускала на свободу. Грань со звоном обрушилась, словно стекло, разлетевшееся на осколки от удара. В лицо ударил ночной ветер, разогнавшийся по узким улочкам. Запах цветения и помойки, какое освежающее амбрэ.
Я открыла глаза, любуясь кривым проходом из мира иллюзий. Махнула рукой, призывая Стоуна двигаться прочь из потухшего сна. Инквизитор кивнул и живо вывалился в реальность, я последовала за ним. В последний миг мое запястье сжали холодные, как лед пальцы. Я обернулась к инкубу, стоявшему за моей спиной.
— Спаси ее, — шепнул тот, — не дай ей погибнуть…
— Ты и вправду ее любишь, — глядя в черные глаза, выдохнула я.
Инкуб снова улыбнулся, вздохнул:
— Я бестелесный, но не мертвый, мисс. Мне больно смотреть на свет, но я все равно вижу его красоту…
Да он поэт!
— Я постараюсь, — что еще я могла ответить. — Прощай.
— Аурелис…
— Что? — я широко распахнула глаза, глядя на инкуба.
— Мое имя Аурелис, — повторил демон и разжал руку.
Я рухнула прямо в объятия Стоуна. Растерянная и потрясенная. То, что сделал инкуб не укладывалось в голове. Он назвал мне свое имя. То, что является единственным оружием против демона… то, что хранится в строжайшей тайне.
— О чем вы там шептались? — уточнили у меня, помогая не свалиться в кучу отбросов.
— Именами обменивались, — заявила я, окончательно приняв вертикальное положение.
Стоун замер и недоверчиво глянул на меня. А я? А у меня улыбка, вот. Но улыбалась я не долго, разглядев, куда нас вынес портал. Бордель! «Мотылек» и жирная крылатая гусеница на вывеске, увешанная огоньками и искорками. Грязное, третьесортное заведение на окраине города.
— Хм? А ваш новый друг любитель жриц любви, — заявил Стоун, изучая пеструю вывеску над притоном.
Я крепче стиснула зубы и обернулась к инквизитору. Подобные заявления меня всегда злили, и эта надменность, с которой глядят на женщин, продающих себя. Да и просто на тех, кто не имея возможности выйти замуж отдается страсти с головой. На них глядят как на мусор…
— Какой сарказм. Забавно слышать его от мужчины, — выдала я.
Признаться, мне сразу полегчало. Как камень с души рухнул. Все же Стоун не заменим, когда нужно в кого-то плюнуть ядом.
— Вас удивляет наличие у мужчин сарказма? — с привычной холодностью ответили мне.
И взгляд, полный неподдельного любопытства. Инквизитор смотрел на меня сверху вниз, как всегда холодный и сдержанный. А я закипала.
— Нет. Злит насмешка над продажными женщинами. — прошипела я. — Хотя их услугами пользуются мужчины.
Да, меня бесят эти двойные стандарты. Меня выворачивает наизнанку от речей моралистов, осуждающих подобные места и их работниц. Но кто кормит этих женщин? Кто делает спрос на все эти мерзости, что творятся в стенах притонов? Рясы служительниц культа? Школьная форма? И платят за это мужчины. Ооо! Как журналистка (пускай и внештатная) я могу многое рассказать о подобных местах, ведь именно там можно получить больше информации о нужном человеке, чем из его личной переписке. Я знаю, скольких девиц забили насмерть, скольких покалечили или изуродовали. Просто так, потому, что заплатили за это. Потому, что не считают этих девиц за людей. А кто дал право решать кто лучше, а кто хуже? Кто? Кто дал право людям делить общество на достойных и не достойных? Вешать ярлыки… клеймить…
Но прежде чем я успела выплеснуть на Стоуна всю свою желчь, скопившуюся за года жизни с клеймом «темной», инквизитор снова меня потряс ходом своих мыслей.
— Ах это? — усмехнулся Стоун. — Что вы. Я не смеюсь. Я считаю этот вид торговли собой самым честным. Вид услуг и плата за них известны сразу. Все честно и никакого обмана. Иные продают себя навсегда и выставляют счета постепенно… изображая светлое чувство…Пожалуй, я даже уважаю шлюх…
Тирада обидных слов застряла в горле. От услышанного я замерла и уставилась на инквизитора. Стоун даже бровью не повел, но на миг вспыхнувший желтым взгляд, сказал мне больше, чем тысяча слов. Что же такого вы сделали, миссис Стоун, что ваш супруг так свирепеет лишь от звука вашего имени? И каким способом вы ушли из этого мира?
Я решила прикусить свой излишне резвый язычок и молча поплелась следом за инквизитором. В бордель мы шагнули гордо. Всюду сверкала и переливалась всякого рода «роскошь», словно мы случайно попали в гнездо сороки. Вытертые бархатные кресла со скучающими девицами на них. Следы болезней были надежно замазаны толстым слоем белил, волосы нещадно выкрашены в оттенки «шампань» или «рубин». Грязь, уныние, тоска. От этого чесалась кожа и хотелось помыться. Болото, попав в которое пути обратно уже не будет, хотя… многим и некуда возвращаться.
Нас встретили бодро. Дама преклонных лет, вся в лиловых перьях и белилах, бросилась к нам с такой прытью, что мне захотелось срочно выйти вон. Желательно бегом.
— Нам нужна Сюзанна, — холодно заявил Стоун, купируя на корню любые заявления. — Срочно, конфиденциально и не мешать.
И даме продемонстрировали ту же печать на ладони, которой недавно пугали инкуба.
Дама надула напудренные щеки, щурясь, разглядывая печать. Сначала покраснела, потом посерела, что было заметно даже под слоем грима. Потом принялась трястись от страха.
