Выговорила и зажмурилась, ожидая, что меня сейчас разделят на две неравные части организма. Голова отдельно, тело отдельно. Сон же. Здесь можно даже в клочья порвать и по ветру развеять. Я ждала грома и молний, конца света и адской бездны. Но не была готова к тихому и полному грусти:
— Мать Каэла жива, Виктория.
— Что?
Мой сдавленный писк разнесся по залу и безвозвратно затерялся в грохоте джаза. Я открыла глаза и уставилась на инквизитора со смесью ужаса и подозрения. Мелькнула мысль, что инквизитор тронулся умом. Или же у него ужасное чувство юмора. Стоун выпрямился и пожал плечами, глядя куда-то, где скакал на сцене акробат с кольцами.
— Клара жива и вовсю развлекается на выделяемое ей содержание, — заявили мне с кривой усмешкой. — Поверьте, вам не стоит о ней беспокоиться.
— Но… — я продолжала хватать ртом воздух и таращиться на этого странного мужчину, — Как?
— Как живет? — усмехнулся инквизитор. — Судя по получаемой информации, счастливо. И ни я, ни сын ей для счастья не нужны. Пойдемте.
И, не дожидаясь ответа, Стоун двинулся прочь из шумного зала, рассекая толпу гуляк. Я еще немного постояла, глядя на удаляющуюся спину, а потом припустила следом, подобрав длинные юбки. Мужчина спокойно дошел до резной двери, подождал, пока я, путаясь в складках платья, добегу до него и, злющая, выскочу в другой мир. Инквизитор шагнул за мной следом, а пестрый мир праздника растаял в воздухе, словно мираж в дрожащем воздухе пустыни.
Здесь была ночь. Огромное синее небо над головой и луна, испуганная и застенчивая, глядела на нас из-за полупрозрачной тучки. Только ветер и шелест огромных деревьев, с ветвями-плетями, свисавшими до самой земли, все в удивительных лилово-белых цветах. Мое платье тоже рассыпалось, облетая белыми хлопьями к ногам. Их подхватывал ветер и уносил в гулкую даль ночного мира.
— Я шокировал вас, мисс, — насмешливо уточнили за моей спиной.
Я резко обернулась, едва не схлопотав пушистой веткой по лицу. Стоун стоял, прислонившись плечом к древесному стволу, и разглядывал меня. Маска и смокинг уже исчезли, оставив мне в собеседники прежнего безупречного мужчину.
— Я в шоке, — честно заявила я, приваливаясь спиной к другому дереву. — Я ничего не понимаю.
— А что тут понимать? — мужчина задумчиво посмотрел на небо. — Клара всегда любила красивую и яркую жизнь. И мечтала о ней. Удачный брак был самой простой дорогой к желаемому. Рождение наследника так и подавно.
Я молча смотрела на Стоуна, потрясенно моргая и не веря в услышанное. Вот он сейчас при мне сознается в том, что его супруга даже не любила его? Он признавался в своих бедах так, словно каялся передо мной… или же исповедовался. Мне почему-то показалось, что этот разговор был очень нужен Стоуну. Слишком долго он скрывал эту тайну без возможности кому-нибудь признаться, выговориться.
Такие, как Стоун, не умеют плакаться в жилетку, не терпят жалости и не заводят друзей… я слишком хорошо понимала инквизитора. Ведь я сама такая же. Мне легче поплакать в подушку, чем высказать кому-то свою боль. Так было всегда и со всеми. Только при Зори мне почему-то легко плакать и жаловаться. Рядом с ним как-то легче быть слабой и совсем не стыдно. Мой гоблин всегда молчит и только слушает, кивая ушастой головой. А у Стоуна нет друзей, были бы, я бы о них уже узнала. Возможно, инквизитору тоже сейчас просто нужен собеседник? Молчаливый и понимающий.
Я подошла ближе, ныряя под полог укрытых цветами ветвей. Теперь от мира нас отрезал занавес из лиловых цветов. Мы молча стояли друг напротив друга и избегали прямых взглядов в глаза. Нам обоим неловко обнажать души… Это всегда сложно. Я подошла еще ближе, проведя по стволу дерева у самого плеча Стоуна, все так же молча и все так же равнодушно. Порой молчание лучшая поддержка. А мне отчего-то очень хотелось поддержать Стоуна. Смешной порыв. У меня сегодня вечер глупых поступков и необъяснимых ощущений.
— От любви мы все глупеем. Становимся слепыми и глухими. Теряем былую хватку. Теряем себя, — произнес мужчина во тьму. — Сначала лжи не замечаешь, потом стараешься не замечать… А потом ложь уже не нужна. Я встретил Клару в цветочном магазине. Она была человеком. Бедная и затравленная девушка из низов. Я не сноб, мисс, мне плевать на чин и происхождение. Мое положение в мире людей так же противоречиво, так что не мне судить других. Я женился и был счастлив, игнорируя знаки того, что моя супруга чудная актриса и алчная стерва.
Он обернулся ко мне, сверкнув в полумраке янтарными глазами. Светлая челка растрепалась и падала на ресницы, прикрывая уродливый шрам в углу глаза. Я тоже развернулась и внимательно посмотрела инквизитору в глаза. Он не ждал ответа. Он ему был не нужен.
— Она сбежала, пока меня не было дома, — прикрыв глаза, сознался Стоун. — Она и раньше пропадала на весь день. С рождением Каэла все чаще. Сначала оправдывалась встречами с подругами, потом поездкой за покупками… Потом я уже не просил оправданий. Я нашел ее спустя два дня в одном из баров на окраине. В веселой компании и вдрызг пьяную. Спасать брак? Семью? К чему? Я просто предложил ей то, чего она так жаждала все это время. А я, как идиот, пытался этого не замечать…
В его хриплом голосе слышалась неприкрытая боль. Словно он через силу рассказывал мне историю своей преданной любви. И его слова отзывались тупой болью в моей груди, там, где застарелые шрамы опять начали ныть.
— И что же вы предложили? — шепнула я, любуясь шершавым стволом.
— Деньги и свободу, — бесцветно ответил мужчина. — Она получила на ежемесячное содержание более чем щедрую сумму. Я получил развод и спокойную жизнь. А также сына, которого так ждал.
Я вздрогнула от этих слов и все же решилась взглянуть Стоуну в глаза. Зрачки вытянулись, став едва заметными в сверкающей глубине его глаз. Он спокойно смотрел на меня, не пытаясь отвести взгляд или отстраниться.
— И она ни разу не хотела видеть Каэла? — шепнула я.
В ответ мне послали улыбку. Печальную и обреченную. Словно я сказала то, что причинило Стоуну еще большую боль.
— Зачем? — едва слышно выдохнул мужчина, — Он понадобится ей лишь в том случае, если я перестану давать деньги. В случае публичного развода так бы и было. Она бы рыдала на пороге дома и клялась бы Каэлу в любви. Она умеет лгать, мисс, а он всего лишь ребенок. Я не хотел, чтобы мой сын стал дойной коровой для выкачки денег. Став старше, он бы и сам все понял… Или я бы ему рассказал. Только вот не знаю, как. Какие слова найти, чтобы рассказать десятилетнему ребенку, что его продала родная мать? Обменяла на беззаботную и безбедную жизнь? Как мне сказать мальчику, что он был лишь средством достижения цели? Это сломает его…а эмоциональных калек в нашей семье и так достаточно.
Он произносил каждое слово так, словно это стоило ему неимоверных усилий. И доставляло нестерпимую боль. Я неожиданно ощутила злость на эту женщину. Сейчас, глядя на того, кого привыкла видеть холодным и несгибаемым, я ненавидела ту, что растоптала этого мужчину. Я искренне ненавидела эту женщину за ту боль, что испытал Стоун. И это меня удивило. Ведь мне же должно быть все равно. Отчего же боль в его голосе так ранит меня?
