Смех стал громче. Тихий щелчок, и на письменном столе загорелся тусклый огонек лампы под зеленым абажуром. Теплый свет расползся по комнате, затапливая ее желтоватыми бликами. Высветил Стоуна, стоявшего у стола. Два кресла, книжные полки, бордовые обои на стенах. Здесь не было той стерильности, которой был пропитан дом инквизитора. Здесь было уютно.
— Темнота помогает мне успокоиться и сосредоточиться, — пояснил инквизитор.
— Меня в темноте в сон клонит, — заявила я, — в кино я часто порчу сеанс своим храпом.
Стоун усмехнулся и покачал головой. Ну, хоть не рычит. Я нерешительно прошла в комнату и уселась в кресло. Странно, но я ощущала неловкость наедине с инквизитором. А еще волнение. В памяти всплыли недавние события в гостиной. Поцелуи, прикосновения, тихое рычание.
— Спасибо, что осталась там со мной, — тихо произнес мужчина. — Я боялся, что один сорвусь. Напугаю ее.
— Отказ в рекомендациях ее напугал, так что ты все так же ужасен.
И опять этот странный взгляд. Сжатые челюсти, расправленные плечи. У этого мужчины просто нет чувства юмора или проблемы с головой? Тут я, конечно, плохой помощник, у самой проблемы с мозгами. Зато могу поддержать любое безумие. Здесь я ас.
— С Каэлом сейчас Зори, так что не волнуйся, — беззаботным тоном сообщила я. — Он порвет любого похитителя в тряпки. И то если им хватит отваги пережить его ослепительную улыбку.
И я показательно растянула уголки рта пальцами, пытаясь изобразить пасть Зори. Стоун выдохнул и устало потер шею. А потом медленно сел на пол, опершись спиной на ножку стола.
— Каэлу нужно все рассказать, — тихо произнесла я.
Стоун кивнул, откинув голову назад и прикрыв глаза.
— Да, я и так тянул до последнего. Слишком много тайн… это тяжкое бремя.
Сейчас Эван Стоун меньше всего был похож на безжалостного хранителя законов в мире магии. В его позе была усталость, даже некая надломленность. И я против воли возненавидела эту женщину, сумевшую так испортить жизнь инквизитору. Не думаю, что он был жесток с ней или груб. Если уж решилась на брак по расчету, почему бы не сохранить нормальное отношение к мужу? Если не страсть, то уважение. Заботу? Подарить любовь сыну. Неужели деньги способны заменить тепло детской руки или звонкий смех? И если ей нужны лишь деньги, то зачем она искала встречи с Каэлом? Ведь Стоун говорил, что продолжает ей платить.
— Понять бы, что ее не устраивало, — вслух рассуждала я, разглядывая кабинет. — Ты перестал ей платить?
— Нет. Я держу слово, и она получала деньги регулярно.
Он сидел там, на полу, словно на отдельном архипелаге. Далекий и одинокий. А я возвышалась над ним, восседая на кресле, как на троне. Решила исправить эту несправедливость и тоже сползла на пол. Пара неловких перебежек на четвереньках, и я уселась рядом со Стоуном.
— Тогда что могло ее заставить зашевелиться? — продолжила спрашивать я, разглядывая кабинет с нового ракурса.
Инквизитор раскрыл глаза и обернулся. Свет от лампы окрасил его глаза в желтый, зажигая в них солнечные переливы.
— Ты, — простой ответ.
В первую секунду мне показалось, что это слуховая галлюцинация. Я моргнула и перевела взгляд с книжных полок на инквизитора. Опять моргнула. Стоун кивнул, подтверждая мои слова, и улыбнулся. Я передернула плечами и принялась расправлять складки на платье. Бред. Я здесь без году неделя, так что точно не могла представлять опасность для миссис Стоун.
— Я польщена, конечно, но не разделяю твоих подозрений, — усмехнулась я. — Мы с тобой знакомы не так давно, чтобы меня можно было начать бояться.
Стоун странно сощурил глаза, словно пристальней вглядываясь в мое лицо. Потом бросил странный взгляд куда-то в пространство за моей спиной. Я тоже обернулась, но не увидела ничего, кроме плотных теней, шевелящихся в углах. Моему зрению было доступно только небольшое пространство в пятне желтого света от лампы. Стоун же, с его зрением, в подсветке не нуждался.
— Это ты так думаешь, — нехотя произнес он.
Я продолжала переваривать сказанное инквизитором, следя за его немигающим взглядом. Черты его лица напряглись, походя больше на маску, чем на лицо человека. Будто он давно хотел что-то сказать и не решался. А еще боялся.
— А вот теперь я тебя боюсь, — честно заявила я.
— Это я боюсь… — протянул он. — Что ты посчитаешь меня психом.
В комнате повисла неловкая пауза. Инквизитор неотрывно смотрел на меня, я же подтянула колени к груди и пыталась понять, что еще за новости ожидают меня в ближайшее время. Честно, идеи отсутствовали напрочь. Стоун вздохнул, перевел взгляд с меня на полку с книгами. Потом заговорил, тихо и как-то виновато:
— Ты часто вспоминаешь тот день, когда едва не шагнула с моста в реку?
Странный вопрос. Я нервно потерла себя ладонями по озябшим от волнения ногам. Я всегда мерзну на нервной почве. Я догадывалась, что инквизиция следила за мной всегда, но чтобы настолько пристально… Жуть какая.
— С тех пор у меня появились более веселые воспоминания, — настороженно шепнула я.
— Что ты помнишь?
— Кроме желания сигануть в заплеванную зеваками воду? — мое ехидство, единственное средство борьбы со страхом, пришло мне на помощь.
— Да.
Я пожала плечами и отвернулась. Мне не нравился этот разговор. И странные вопросы инквизитора не нравились. И вспоминать те дни мне тоже не хотелось. Я молча собиралась с силами для рассказа о том дне, но заговорил Стоун:
— Шел дождь. Тогда погода странно переменилась. Днем было тепло, а к вечеру похолодало, начался ливень. Листья прибило к земле. На дороге не было видно ничего…
Я потрясенно уставилась на Стоуна, который снова сверлил меня взглядом своих удивительных глаз.
— Я тогда опять задержался на работе. Я все чаще искал повод не приезжать домой допоздна, — выдохнул Стоун. — Дождь заливал лобовое стекло, на душе было скверно… А потом я увидел девушку. На мосту. Одну, в промокшем плаще.
В голове у меня загудело от услышанного. Я смутно помнила тот день, да и вспоминать не спешила. Тогда от рокового шага меня спас прохожий на мосту. Прохожий, лица которого я так и не вспомнила за все эти десять лет.
— Ты был там… — шепнула я. — Это ты говорил со мной?
Инквизитор только коротко кивнул. А я нахмурилась. Слова, произнесенные под раскатами грома, я помнила. Тепло от молчаливой поддержки, заботы. А вот лицо расплывалось перед глазами мутным пятном. Я была не настолько глупа, чтобы не понять очевидного:
— И ты стер мне воспоминания о себе?!
— Наложил морок, — скривился Стоун. — Неужели ты думаешь, я настолько сволочь, чтобы лезть людям в голову?
— Я сама решу, насколько ты сволочь, — зло прошипела я.
