— Доктор? — уточнил Лиам у охающего сугроба.
— Добрый вечер, шериф! — жизнерадостно выкрикнули из- под толщи снега.
— Что-то случилось, док?
— Оу! Нет. Я пришла поговорить! — сыпала дружелюбием Роквул.
Ее Лиам меньше всех сейчас хотел видеть, но бросать слабую, хоть и полоумную, женщину наедине с северным морозом не смог. Доктор стойко пыталась спастись сама, но, путалась в пышных юбках, на глаза ей сползла шапка, а за шиворот куртки набился снег. Нордвуд был не очень галантен, а посему просто выдернул доктора из снега и понес в дом.
— Я могу пойти сама! — возмутилась доктор.
— Вы уже сама сходили, — огрызнулся Лиам, — поставлю в гостиной, там и ходите сколько влезет.
Доктор гневно засопела, Лиам пошел быстрее, чтобы даме было удобнее ругаться в тепле и безопасности. Пока нес, растерял остаток своего хорошего настроения. Зачем он тащит ее на руках, словно ребенка? И почему его так бесит ее сопротивление? И этот запах терпкий, слегка горьковатый, смешанный с морозным воздухом, от которого сильнее стучит сердце и кружится голова. Почему рядом с этой женщиной Лиам ощущал себя таким слабовольным?
— Что вы себе…
— Вы поговорить хотели, — грубо оборвал доктора шериф, — надеюсь не о моем бестактном поведении?
Доктор замерла, растерянно моргая своими огромными глазищами, от взгляда которых Лиаму опять стало тяжело дышать. От снега ее волосы немного намокли, и сейчас несколько капелек воды стекали по молочно- белой коже щеки. Плохой идеей было открыть дверь. И плохой идеей для доктора было прийти к шерифу сегодня. И вообще попадаться ему на глаза.
— Я бы хотела извиниться, — улыбнулась Роквул, — я и вправду слегка перегнула палку днем.
Лиам сел. Благо не на пол, а в кресло, стоящее у камина. Он уже отказывался понимать эту женщину. Напрочь. То она шипит на него дикой кошкой и обвиняет в не пойми чем, то приходит извиняться. А в голове Лиама начало твориться какое-то безобразие. Мысли путались, словно он не пригубил виски, а опрокинул в себя пару бутылок.
— Считайте я вас извинил, — кивнул шериф и, опомнившись, указал даме на второе кресло.
Она стояла на месте, с любопытством осматривая скромное жилище Нордвуда. А Лиаму вдруг стало стыдно за брошенные у порога сапоги, за шляпу, повешенную на ручке двери. И за себя, растрепанного, босого и помятого. А особенно за бутылку, стоявшую на столике, и на которую доктор глянула, нахмурив брови.
Доктор Роквул была одета в простое платье из теплой шерсти, глубокого чернильного цвета и в носки, натянутые почти до колен. Тоже теплые, только пестрые, с причудливыми звездами и полосами. На шее у дамы все еще красовался шарф Лиама, подаренный ей недавно. Серый, грубый, местами «продегустированный» молью, но еще приличный на вид и тоже теплый. Она не сняла эту часть наряда, будто и не замечала отреза колючей шерсти у себя на плечах.
— Я бы хотела обсудить с вами ситуацию в городе, — чопорно заявила доктор, присаживаясь в кресло, — возможно, вы согласитесь мне помочь.
Усилием воли, шериф сдержал порыв закатить глаза.
— Мой вам совет, леди, не тратьте время, Доре нравится жить и страдать рядом в Эйбом.
Доктор явно считала иначе, и решила убедить шерифа в том, что он обязан постараться пасти гибнущую в плену тирана даму.
— Не все женщины готовы решиться, вот так просто, изменить жизнь, — перебирая в руках край пояса на платье, произнесла доктор, — я бы могла с ней побеседовать и…
Доктор опять вскочила на ноги и обошла кресло, став за его спинкой. Лиам остался сидеть, давая даме возможность ощутить себя на трибуне. А еще так был шанс взять себя в руки, когда в голове гудело, а пульс грохотал где-то в затылке. Было немного страшно сидеть вот так не понимая, что с ним происходит. А доктор не унималась. Тонкие пальцы сжались на спинке кресла, она что-то еще говорила, доказывала, убеждала.
Лиам ее не слушал. Только смотрел, чувствуя почти физическую боль от того, что эта женщина стоит так далеко. От собственных мыслей Лиам опешил. Даже головой тряхнул, пытаясь отогнать внезапно навалившийся на него дурман.
— Вы меня слышите? — донесся голос Роквул, до мужчины.
Она стояла все там же, удивленно и слегка настороженно следя за Лиамом.
— Видимо, конструктивной беседы сегодня не получится, — вздохнула доктор, с укором глянув на початую бутылку виски, — я все е попробую поговорить с Дорой. А вы… надеюсь не будете против.
— Почему я должен быть против?
Женщина только усмехнулась, пожав плечами. В этой язвительной улыбке Нордвуд легко распознал издевку. Отвращение. Эта леди считала Лиама бесчувственным бревном, равнодушным к чужим бедам. И продолжала считать, даже придя сюда. И это осознание злило. Заставляло ползти по стеклу полупрозрачные узоры морозных звезд.
— Вы вряд ли сможете понять Дору. И, возможно и подсознательно, защищаете Эйба, — спокойно заявила доктор и отошла от кресла, — вы мужчина. Вам сложно понять, что движет Дорой.
Терпение лопнуло. С тихим хрустом морозные росписи заползли на портьеры, скользнули по стене, растекаясь по полу белым кружевом.
— Мне сложно понять? — поднимаясь на ноги, выдохнул Лиам, — мне и вправду сложно понять, как женщина может терпеть такое ничтожество, как Эйб. Но Дора не только терпит, но и рожает от него детей. Я насчитал четверых. На подходе пятый. А виноват я?
Она злила, она раздражала, она… будила какую- то звериную жажду, словно была источником всей жизни Лиама. Воздухом, без которого он начинал задыхаться. И это злило еще больше, чем ее нравоучения. Как эта женщина, появившаяся в Лингро всего неделю назад, смогла настолько подчинить себе его, бывшую гордость воздушных сил империи. Лиама Нордвуда, чье имя произносят и сейчас с трепетом.
— Я лучше пойду, — доктор осторожно стянула с шеи шарф, — и спасибо вам. Шарф был очень кстати, он не дал мне замерзнуть.
— Это был подарок, — глухо шепнул Лиам, — мой. Вам.
Так они и замерли. Женщина, протягивающая мужчине шарф, и мужчина, с видом безумца, глядящий на даму. Только огонь в камине трещал оглушительно резко, в повисшей тишине, выплевывая искры в темное нутро дымохода. Стекло в окне затянуло плотной ледяной коркой, а при выдохе, изо рта стал вырываться пар, словно оба стояли на улице.
Как он шагнул ближе, Лиам не помнил. Просто очнулся, когда руки сжали тонкие плечи женщины. Дышать становилось легче, рвались, сжимающие грудь оковы. Он не ощущал ни вжавшихся в его грудь ладоней, ни резкого рывка. От поцелуя у Лиама еще никогда не было таких ощущений, как от легкого касания к губам этой женщины. Это походило на сумасшествие, но отстраняться не хотелось. Только прижимать ее к себе, вдыхать этот горький запах трав и мороза. И дышать. Дышать той, чьих губ касались его губы.
Пощечина всегда хорошо отрезвляет. Удар пяткой по пальцу, отрезвляет в разы быстрее, все вместе привело Лиама в себя в рекордные сроки. Вовремя. Так он сумел защититься от удара бутылкой, которую Роквул уже занесла над головой, разливая виски по заиндевелому полу.
