— Нет, они сами к нам обратяться, — ответил вампир, — Главное — не прикасайтесь к ним.
— А то что? — тут же спохватился Нео.
— Поверь, лучше этого не делать, — хмуро сказал Топольский, со стоном растягиваясь на коврике. Прошли они много, и усталость давала о себе знать. — Можете перекусить или вздремнуть, — посоветовал Олег, подкладывая кулачок под голову и сворачиваясь калачиком.
— Хорошая попытка, вурдалак, — обличающе бросил Черкашин. — Мы уснем — а ты и рад стараться, да? Свеженькая кровушка на ужин, что может быть лучше, да?
Топольский что-то невнятно пробурчал и покрепче запахнулся в куртку.
— Как же, — сказал Нео, разворачивая свою подстилку, и прижимая камнями по краям, — усну я тебе…
— Помолчи, дай отдохнуть, — возмутился Жендальф, тоже устраиваясь поспать.
— Бу-бу-бу… — обиделся Нео. Он доставая из рюкзака недоеденную пачку чипсов, новую бутылку пива и пачку сигарет. — Спите уже…
Миххик привалился спиной к отвесу небольшого пригорка и закурил, рассматривая странных молчаливых существ.
Нео допил пиво, прикончил пачку чипсов и выкурил пару сигарет, затем попробовал уснуть, но не смог. А вокруг ничего не менялось. Хранители все так же неподвижно сидели с закрытыми глазами. Черкашин достал еще бутылку, раздраженно зашарудел пачкой с солеными орешками.
— Чет долго, блин… — сказал он.
Ему никто не ответил. Жека и Топольский спали, Миххик тоже задремал, сложив руки на груди и свесив голову.
Черкашин прошелся туда-сюда, размяв ноги. Затем закурил и подошел поближе к одному из хранителей, опустился на корточки.
— На обизянку похож, — шепнул Нео, рассматривая большие морщинистые веки и смешной треугольный плоский нос хранителя. Губы у того были тонкие, бледно-розовые. Было слышно, как существо мерно и тихо сопит. Максим осторожно протянул руку и коснулся нежной, словно паутинка, белой шерстки. Рука мгновенно отнялась, выгнулась дугой, смазалась и пошла помехами. С кончиков пальцев заструился, словно песок на ветру, цифровой код.
Черкашин выпучил глаза и что было силы рванулся назад, громко закричав. Едва он двинулся, как в руку словно ударил сильный разряд тока, и его швырнуло прочь. Приземлился он на Жеку, который от неожиданности вскрикнул.
Все проснулись, схватились на ноги.
Нео подобрался, встал на коленки и безвольно тряхнул правой рукой. Та болталась плетью.
— Что случилось? — рядом опустился Жека.
— Обизянка, зараза, шарахнула… — выдавил Черкашин, дрожа всем телом. — Клешня отнялась.
— Говорил же — не трогай… — простонал Топольский. Миххик шумно выдохнул. — Пройдет, — сказал Олег, возвращаясь на еще теплый каремат.
— Точно? — жалостливо спросил Черкашин.
— Точно, — устало сказал Олег.
Макс вернулся на свое место и любовно прижал пострадавшую руку к животу. Чувствительность, действительно, понемногу возвращалась.
Уснуть больше никто не смог. Время летело, а хранители безмолвствовали.
— Есть у меня один кореш, — вдруг заговорил Нео, откупоривая бутылку пива. Позади в пустыне взвыл ветер. — Писатель начинающий, — продолжал Черкашин. — И водится за ним забавная причуда. Когда делать нечего или приходится долго ждать чего-то, — вот как мы сейчас, — он закрывает глаза и смотрит мультики.
Жека хмыкнул, переспросил:
— Мультики?
— Ага, — кивнул Нео и хлебнул пивка. — Сочиняет сюжет, представляет героев и начинает смотреть в воображении мультики. По своему сценарию. Говорит, очень успокаивает и расслабляет. — Нео достал сигареты, зажигалку, прикурил. — Короче, как-то раз застрял я на почте в очереди. Благо, хоть сесть было где. Ну, думаю, расслаблюсь, мультиков погляжу. Торчать-то долго. Умостился, значит, глаза закрыл, и давай представлять. Поначалу было весело. У меня там пес за котом гонялся, шуточки всякие… а потом я уснул. Но вот мультик не закончился. — Нео замолчал, крепко затянувшись и медленно пуская дым по ветру.
— Ну и? — подал голос Миххик.
Черкашин щелчком пальцев ловко отправил окурок в ночь. Ветер осуждающе загудел из темноты.
— Короче, снилось мне, что псина с бензопилой, а котяра с тесаком, преследуют меня в безлюдном городе. А я острых предметов боюсь до истерики. В общем, загнали они меня в какой-то дом без окон и дверей, зажали в угол. Бежать некуда. Звать на помощь некого. И давай передо мной пилой да тесаком размахивать. А пила ревет, тесак сверкает. А они зловеще хохочут. И тут я очнулся — взмок весь, так что ручьи текли, одышка… Надо мной — народ: кто со стаканчиком воды, кто с пластинкой валидола… Оказывается, визжал я во сне, трясло всего. — Нео замолчал.
— И? — отозвался уже Топольский.
— Ничего, нормально. Без очереди пустили.
— И к чему это? — спросил Миххик.
Нео хмыкнул, указал на мирно дремлющих существ напротив.
— Да так, вспомнилось…
Вдруг, словно по команде, хранители открыли глаза. Тот, который сидел ближе остальных, медленно обвел взглядом мужчин. Ярко-голубые глаза смотрели словно насквозь.
— Убивающий из пустоты грядет, — произнес тот же хранитель мягким, тихим голосом. Он взглянул Миххику в лицо.
— И горе тем, кто его найдет, — отозвалось второе существо, справа, устремив взгляд на Топольского.
— Но есть цена и всему предел, — заговорил хранитель слева, прошивая взором Нео.
— Настал час конца всех смутных дел, — сказало четвертое существо, заглянув в глаза Жендальфу.
Один за другим, в обратном порядке, хранители смыкали веки. Ветер, казалось, обезумел. Словно великан огромной ладонью, он один за другим гасил костры. Ночь осмелела, подступила ближе из пустыни. В почти непроглядном мраке едва угадывались очертания все также неподвижно сидящих хранителей. Последний костер погас, и настала кромешная темень. Даже Миххик, способный видеть в потемках, был слеп.
Ветер стих. Звуки пустыни утонули в бархатистой мгле, смолкли. Можно было услышать лишь частое, нервное дыхание четверых друзей. Мягкая, прохладная тьма заполнила все. Она гладила шелковистыми пальцами лицо Миххика. Целовала холодными губами Топольского. Кошкой ластилась под ладонью Жеки. Обнимала нежными руками Нео за шею.
Все смолкло, замерло на бесконечно долгий миг. А затем ночь вспыхнула. Чистым, ярким, обжигающим светом.
Эпизод второй
Овцы в волчьей шкуре
Вокруг шумел лес. Прохладный воздух был надушен смолистым ароматом хвои и сладостью диких цветов. Тут и там заливисто щебетали птицы, где-то поскрипывало сухое дерево на ветру, стучал дятел.
Миххик осмотрелся, все здесь. Только выглядели немного странно. Жека был одет в длинную серую робу ниже колен, схваченную простым суконным пояском, на ногах — стоптанные, грубо сшитые остроносые башмаки. В руке он держал длинную, гладкую палку, закрученную кольцом на конце. Да и сам он изменился: темные волосы, чуть тронутые сединой, удлинились, спадая на плечи. Лицо обрамляла давно не стриженая бородка с проседью.
