— Вы ведь знаете Врадлика Брынздэша?
Доезжачий в упор взглянул на Максима, медленно кивнул.
— Собаками еговными ведаю, ну и хозяйством трошки, — сказал он. Принесли заказанное спиртное. Накернули.
— Хотелось бы с ним кое-что обсудить… — начал Нео.
Псарь хрипло хохотнул, почесал пальцем под носом.
— Это вряд ли получится, милейший, — Брыжч взял стопку. Он неторопливо потянул вишневку. Справившись, сказал: — Патрон, храни его судьба, дурачком сделался. А все из-за бабы… — последнее он процедил сквозь зубы, ладони его сжались.
Нео подвинул ему свою рюмку крепкого.
— Что же случилось? — участливо спросил Максим.
Доезжачий отмахнулся.
— Жена его дура, прости Всевышний, поперлась на болото и сгинула без следа. А он любил ее сильно, — голос его смягчился, потеплел. — Я красиво говорить не умею, но видел, что любовь там была ого-го. — Он помолчал, поджав руки, затем продолжил: — Цветы ей по душе были. И в апреле она ушла за своими лютиками на болото. Ну, кто ходит весной на болото? — с досадой сказал доезжачий. — Разлив же, трясина, куда не ступи — утянет с головой вмиг!.. Так, видать, и случилось. Пропала баба. А патрон все искал, рыскал по топям, а затем и умом стал крениться… — он вдруг осекся, словно приблизился к запретной черте. И Максим это понял, тут же распорядившись о горячительном.
Доезжачий выпил еще две стопки, взгляд его помутнел.
— И все? — осторожно спросил Черкашин.
Доезжачий вскинулся, словно вспомнив про собеседника и разговор.
— Как бы не так… — проговорил Брыжч. Он наклонился к Нео, сказал тихо: — За поиском женушки, меж тем, повстречали мы русалку на болотах. Всамделишную. Как счас помню: сидела она на ветке ивы по-над водой, и расчесывала деревянным гребнем длинные зеленые косы. — Псарь глядел куда-то мимо Максима. — Нагая, красивая. Говорят, мол, хвосты рыбьи у расалок заместо ног — брешут… — он махнул рукой. — Ноги стройные — любая девка позавидует. И не испугалась нас, не уплыла. С патрона глаз изумрудных не сводила, а он с нее.
Брыжч словно выпал из транса, очнулся от воспоминаний, поглядел перед собой. Максим подвинул питье. Охотно справившись, собачник продолжил:
— Хороша, зараза, чего уж таить, — рек псарь. — И на жену его похожа. Чем — не пойму, но что-то такое есть. И Врадлик это тоже заметил. Что-то в нем проснулось. И он словно прозрел, к русалке заговорил, а она стерва, возьми, да и ответь. Кто ж знал, что они еще и говорят!.. Короче, втюрился мой патрон. И с башкой у него сделалось получше. Иногда и вовсе становился как раньше. Барон мне близок, понимаешь? Как брат мне. — На глазах псаря блеснули слезы.
Максим важно кивнул.
— Когда все от него отвернулись, мол, полоумный — что с ним водиться, один я остался. Не ради денег.
— От чистого сердца, — проникся Максим.
— Да, — выдохнул псарь, ища взглядом очередную рюмку, но все уже было выпито. Максим поспешил это исправить.
Выпили.
— Погодя несколько дней, мы и решили с патроном русалку к себе забрать. Ну а что? Пусть себе любят друг дружку на здоровье. И мне за него радостно — поправится, может. Правда, водяной, шельма, угрожал нам вслед, но это пустяки…
— Так у них любовь? — уточнил Максим.
Брыжч замялся.
— Вроде, — он пожал плечами. — Я туда не лезу. Но Врадлику после свиданий заметно лучше.
— Свиданий? Они живут отдельно? — удивился Нео.
Брыжч хохотнул.
— Ну ясное дело, — протянул он осоловело и хихикнул. — Она ж эта… как ее… водоплавающая, о! Без воды не может. Мы ее в пруду поселили, в саду. Там и водичка ей и все, что надо.
— Понятно, — Черкашин клюнул носом, понимая, что и сам уже прилично пьян. — Так устроишь нам встречу с бароном? — спросил Нео.
Доезжачий как-то вдруг собрался, взглянул на Черкашина:
— Нам?
Максим указал на друзей в середине зала.
— А зачем вам Врадлик? — уперся Брыжч.
— Дело к нему есть. Важное.
— Это какое дело? — насупился мужчина, пристально глядя на Максима.
— Личное, — ответил тот.
— Говори, я передам, — не унимался Брыжч.
Нео покачал головой.
— Это только для него.
— И что ж это такое личное может быть? — с подозрением спросил псарь, вытянув бровь.
Максим замешкался, но затем сказал:
— Весточка у нас от тестя.
Брыжч некоторое время переваривал услышанное, затем отодвинулся, откинулся на спинку стула. Он медленно поднялся, достал смятый берет из-за пояса, надел.
— Приходите завтра в полдень, — сказал Брыжч. — Булочная улица, спросите особняк Бринздэша. — Он неровным шагом двинулся к выходу.
Нео допил последнюю рюмку и вернулся к товарищам.
— Ну? — спросил у него Топольский.
Максим деловито взглянул на вампира, взял уже остывшую картофелину, принялся чистить.
— Завтра идем к Врадлику, — похвалился он.
* * *
Миххик тяжело вздохнул. Жека покачал головой. Нео виновато разглядывал пол. Топольский был задумчив.
— Н-да, ребятки, — сказал Жендальф, глядя на четыре потертых медяка на маленьком столике. — Хорошо посидели. А жить на что? — он бросил взгляд на Нео. Максим пожал плечами.
— Зато дело движется, — возразил он. — Да и цены здесь кусаются…
Топольский смахнул монеты в ладонь и ссыпал в свой кошель.
— Придется работу искать, — сказал Савельев.
— Что-нибудь придумаем, — подбодрил его Нео.
Миххик не ответил, и принялся собирать вещи. До полудня оставалось около часа. Следовало еще сдать комнату и затем найти нужную улицу и дом Брынздэша.
* * *
Улица Булочная недаром носила свое название. Здесь и вправду было несколько пекарен и множество хлебных магазинчиков. Отовсюду тонко и вкусно пахло свежей сдобой.
Друзья шли по обочине булыжной дороги и заглядывали в окна лавочек, где на полках красовались всевозможные пироги, караваи хлеба, багеты, сушки и прочие изделия мастеров пекарного дела.
Дом Врадлика стоял в конце улицы. Это был двухэтажный особняк, выложенный из желтоватого камня с красной черепичной крышей. Северную сторону дома темно-зеленой мантией покрывал плющ. Владения барона обрамлял каменный забор — не высокий, но и такой, что забраться на него было непросто. Да и по его гребню тянулся частокол металлических шпилей и завитушек.
Массивные арочные ворота были украшены изысканной, но подбитой ржавчиной ковкой в виде роз и лилий. В зените створок, на треснувшем от времени щите, красовался герб барона — грифон, державший в лапах два эти цветка. Вид имения говорил о том, что слава его хозяина осталась далеко позади.