— Нормально. Морда лица только не та, — указал Олег на недочет.
Жека вздохнул.
— С лицом разберемся.
— Мы там перекусить сготовили, — сказал Топольский.
Брыжч, все это время молча стоявший у шкафа, оживился и принялся сгребать одежду с кровати и бесцеремонно распихивать по ящикам и полкам шкафа.
Когда он закончил, внизу тяжело забили часы. Было пять вечера.
— Через часик на свиданку, — озвучил псарь то, о чем подумали все, и вышел из комнаты.
* * *
Нео с сопением втянул ноздрями влажный воздух.
— Где-то читал, — прогнусавил он, — что русалки могут голосом увлечь человека и утопить. Или защекотать до смерти.
— В сказках читал? — сказал Жека голосом барона. Он сидел в плетеном кресле у пруда, наблюдая, как лягушка пытается сцапать комара.
— Да не помню. Наверное, в Википедии, — поморщился Максим. — Короче, если что — ты кричи, ладно? Хотя уржаться до смерти — достойный конец.
Жека промолчал.
— Ты иди, — сказал ему маг. — Время уже.
Черкашин кивнул. Тяжело, как-то прощально тряхнул Жендальфа за плечо.
— Если с тобой что-нибудь случится… — жалостливо сказал Максим.
— Будешь по мне скучать? — волшебник обернулся к Черкашину. На лице Бринздэша отразилось что-то вроде симпатии.
— Нет, — мотнул головой Нео. — Вещи твои можно забрать? — Он широко улыбнулся, подбадривая таким образом друга.
— Все, Максим, ступай, — нервно сказал двойник Врадлика. — Глядите в оба, мало ли.
— Не дрейфь, волшбователь. Мы у тебя за спиной. Глаз-алмаз, взгляд-снаряд. Все, давай. — Он быстро зашагал по траве прочь. Сказал поучительно на ходу: — Если позовет ехать к ней на хату — не ведись!
Жека едва улыбнулся. Несмотря на свою безалаберность и простоту, Черкашин был ему симпатичен. И что самое странное — именно своей простотой он и подкупал.
Лягушка качалась на мелких волнах и глядела на треклятое насекомое, сидевшее на побеге тростника. Вдруг земноводное резко ушло под воду. Комар сорвался с прутика осоки, и подхваченный ветром унесся прочь. Поверхность пруда перед Жекой закачалась, как мембрана, пошла крупными волнами. Вода рассыпалась брызгами, обнажая бледное, сине-зеленое лицо. Затем показались худые девичьи плечи, маленькая, но упругая грудь с темными сосками.
Волшебник глядел в янтарные, нечеловеческие глаза русалки. Она изящно отбросила с плеча длинные мокрые волосы цвета молодой ивы. Темно-зеленые, манящие губы разомкнулись, и она нежно сказала:
— Здравствуй, любовь моя, — голос был женственно-мягок. Она не говорила, она пела. И Жека ощутил, как этот колдовской голос забирается в его мысли, заполняя рассудок. Он мог бы противится, мог усилием воли отразить чары русалки. Но не стал. Иначе все бы рухнуло. Он позволил ей опутать свой ум и чувства, и словно издалека, из глубин своего естества наблюдал за происходящим.
Маг потянулся к ней. Холодная, влажная ручка покорно угнездилась в широкой ладони барона.
— Как прошел твой день, милый? — пропела девушка, уголки губ дрогнули в улыбке.
— Как обычно. — Жека канул в бездонные глаза.
Она засмеялась. О, что это был за сладкий, звенящий смех. Магу захотелось смеяться вместе с ней — и он поддался внезапному порыву.
— Ты всегда так говоришь, — кокетливо ответила возлюбленная барона. — А что за люди, о которых ты упоминал? Твои гости? — Пальчиками она гладила запястье барона.
Чары ее крепли, они были столь изящны и тонки, что в какой-то момент Жендальф потерял ощущение реальности. Он стал бароном Врадликом Бринздэшем.
— Они принесли весть, — стараясь говорить ровно, произнес маг. Он усилием отстранился от влекущей волны неги.
— Весть? — удивилась она. Тонкие брови взлетели, словно испуганные птицы.
— Да. От твоего отца.
Хрупкая ладошка синицей выпорхнула из горячей лапищи Врадлика. Прекрасное лицо нахмурилось, словно ясное небо вдруг затянули тучи.
— Что же передал… папа? — она смутилась, скосив взгляд.
— Ждет тебя домой, — сказал двойник Врадлика.
Она взглянула ему в глаза. И в них Жека увидел грусть.
— Ты же знаешь, я не могу вернуться, не могу тебя оставить, — она сжала хрупкими ручками его ладонь.
— Может быть, все это зря? — Жека с трудом выдержал взгляд русалки.
Она медленно отпрянула, словно заподозрив что-то неладное.
— Ты меня больше не любишь, — горько сказала водная дева. Заросли осоки, словно по команде, осуждающе зашумели под ветром.
— Люблю, — поспешно уверил маг, удивляясь, насколько горячо он это сказал. — Только… — Он заглянул в глаза цвета гречишного меда. — Такой ли ценой должна доставаться любовь?
В этот миг волшебнику показалось, что ее взгляд проник в самую его суть и разоблачил обман. Но нет, русалка не ушла под воду. Она лишь отвернулась.
И волшебник решил прощупать почву.
— Моя жена, — робко сказал он. Девушка резко обернулась как от удара плетью. Лицо ее исказил гнев. — Она…
— Хватит о ней, — голос русалки утратил мягкость. Она зло хлопнула ладошкой по воде, брызги темными пятнами сели на одежду барона. — Это в прошлом.
— Но Исильда…
— Довольно! — От сильной ментальной атаки у Жеки закружилась голова. Мысли спутались, точно в пьяном бреду, и будто по команде выстроились в привычном порядке: он любит ее, только ее, больше жизни, Исильды нет…
И тогда, в канве образов и мыслей, которые ткала ундина в его рассудке, маг увидел обрывки чужих воспоминаний. Она старательно глушила разум барона, подменяла события прошлого на фальшивые. Разум Врадлика покорно бы принял эту искусную ложь. Но волшебник не обладал памятью Брынздэша. Он был лишь зрителем. И здесь она прокололась.
Жека резко схватил русалку за тонкую ручку и рванул к себе. Она подалась вперед, влетая в объятия мага, уперлась ладонями в его грудь. От нее исходил легкий запах тины и сладость озерных цветов. Ее дыхание трепетало у самых губ волшебника. Жендальф не без усилия отвел русалочье наваждение, и заглянул в широко распахнутые глаза.
— Попалась, — сказал Жека, развеяв маску Врадлика. И тогда русалка закричала. И на мага обрушилась магическая волна такой силы, устоять перед которой он был не готов.
* * *
Голос слышался словно издалека. Он постепенно обретал ясность, словно говоривший стремительно приближался.
— …капец волшбомету, — донеслось до Жеки. Маг разлепил веки. Над ним висел серый потолок гостиной, на котором мерно колыхались зыбкие тени. По углам, как гирлянды, подрагивала паутина. Вдруг этот безмятежный вид заполнила физиономия Нео.
