168. И вокруг Каспия исследованы многие океанские берега, и почти весь север с той и с другой стороны
[369] пройден на кораблях…
[370]
Одной из причин такого представления о севере Евразии и Северном океане является тот факт, что Индия, Скифия и Кельтика выглядели на ментальной карте античных авторов соседями
[371], поэтому сообщение между ними по морю представлялось вполне возможным.
Надо иметь в виду, что в античности не знали Скандинавии как полуострова, в лучшем случае она была известна как остров (уже у Помпония Мелы и Плиния). Балтийское море, таким образом, практически выступало для большей части Европы как Северный океан. При этом Каспийское море в наиболее распространенной античной традиции представлялось заливом Северного океана, с которым оно соединялось посредством узкого и длинного пролива (внутренним морем его считали только Геродот и Птолемей). Все это приводило к тому, что общие контуры Евразии, как они представлялись античным географам и картографам, сильно отличались от реальных: размеры Северной Евразии в значительной степени скрадывались. Евразия оказывалась без Скандинавии, при этом балтийское побережье как самое северное и продолжающееся на восток практически по той же широте отрезало всю Северо-Восточную Европу. Восприятие Каспийского моря как залива Океана приближало Океан к каспийскому устью Волги, теоретическая возможность проплыть из Индии в Германию отсекала практически всю территорию Сибири, Дальнего Востока, Китая и Юго-Восточной Азии, хотя и предполагалось, что Северный океан тянется до соединения с Восточным
[372] (см. илл. 28).
В рамках этих представлений и стала возможной вера в то, что индийцы могли «прибыть» в Западную Европу Северным морским путем. На этом фоне не выглядят слишком уж смелыми слова Сенеки: «Indus gelidum potat Araxen, Albin Persae Rhenumque bibunt» («Индиец пьет ледяной Аракс, персы пьют Эльбу и Рейн»)
[373].
Существует интересная параллель нашим индийцам на севере Европы. Это рассказ Страбона об индийце, заброшенном бурей из Индии в Египет. В этом рассказе (Strabo II, 3, 4) Посидоний, повествуя о Эвдоксе из Кизика, который прибыл в Египет в царствование Эвергета II (170–116 до н. э.), приводит такой факт:
Между тем… какой-то индиец в это время был случайно доставлен к царю береговой охраной из самой впадины Аравийского залива. Доставившие индийца заявили, что нашли его полумертвым одного на корабле, севшем на мель; кто он и откуда прибыл, они не знают, так как не понимают его языка. Царь же передал индийца людям, которые должны были научить его греческому языку. Выучившись по-гречески, индиец рассказал, что, плывя из Индии, он по несчастной случайности сбился с курса и, потеряв своих спутников, которые погибли от голода, в конце концов благополучно достиг Египта.
Илл. 28. Контуры Евразии по античным представлениям (по: Dion 1977)
Важно отметить, что весь этот и другие рассказы Посидоний приводит с одной целью: «Из всего этого… выясняется, что океан обтекает вокруг обитаемую землю» (Strabo II, 3, 5). Как мы видели, точно такое же место в аргументации Мелы и Плиния занимает эпизод об индийцах в Германии — этим доказывался тезис о том, что Океан окружает землю со всех сторон, в том числе с севера.
Скептик Страбон, в отличие от Мелы и Плиния, доверявших Корнелию Непоту, не поверил в этот рассказ Посидония (II, 3, 5):
…Невероятно, чтобы индийцы, которые плавали где-то вне залива, заблудившись, попали в залив (ведь его узость при устье указала бы им на ошибку); и если бы они нарочно вошли в залив, то у них не было бы предлога объяснять это тем, что они сбились с пути или столкнулись с непостоянными ветрами. И как же они могли допустить гибель всех, кроме одного, от истощения? А если индиец остался в живых, то каким образом один смог управлять кораблем, который имел немалые размеры, так как был пригоден во всяком случае для плавания в открытом море на столь большом расстоянии? И что это за быстрота при изучении греческого языка.
Вся эта история не особенно далека от выдумок Пифея, Эвгемера и Антифана. Тех людей можно еще извинить, как мы прощаем фокусникам их выдумки, ведь это — их специальность. Но кто может простить это Посидонию, человеку весьма искушенному в доказательствах и философу? Это у Посидония получилось неудачно.
Несомненно, если бы Страбон знал об индийцах, заброшенных бурей через Северный океан в Западную Европу, он бы не преминул найти и здесь множество реальных несообразностей и нелепостей, которые делались в угоду умозрительной теории — теории Океана, окружающего со всех сторон ойкумену. В частности, он обнаружил бы противоречия в описании Мелой и Плинием северо-востока ойкумены, не дающие возможности проплыть из Индии в Германию, заметил бы, что замерзший Ледовый океан дает мало шансов проплыть по нему столь длительный путь, удивился бы, откуда нашлись в Германии (или Галлии) переводчики и на каком языке разговаривали римляне с индийцами и т. д.
Итак, мы можем констатировать, что в античности существовало представление о судоходности Северного океана и о возможности пройти по Северному морскому пути из Атлантики в Тихий океан, даже если это представление основывалось на архаических космологических и утопических идеях о северной оконечности ойкумены.
Вместо заключения
Не принимая во внимание доступности Океана через проливы в рамках архаической картины мира, большинство ученых отвергает виртуальную возможность океанических плаваний греческих героев. В случае с плаванием Одиссея это приводит к многочисленным противоречиям, натяжкам и просто непониманию текста. Так, многие исследователи не признают возможности пребывания Одиссея в северо-восточной части ойкумены и пытаются вписать маршрут его блужданий полностью в Средиземное море, в основном в западной его части (см. некоторые из сотен реконструкций на илл. 29–33).
