– Вам не кажется, что это перегиб, рьен Бэдфорд?
– Что именно? – не понял он.
– Воздействие. Бедняга рискует переломать себе ноги из-за вашего каприза. Ему же лет девяносто на вид, он может умереть! Неужели нельзя было просто поговорить с ним обычными словами?
– Это медленно, а мы и так потеряли время в дороге, – не внял моим словам мужчина.
И я была в корне с этим не согласна.
– Но все же? Разве вас не учили, что большая сила – это большая ответственность? – я говорила словами из «Человека-паука», но правильнее ничего на ум не приходило. – Ведь одно дело, когда вы помогли Томпсон справиться с шоком. Это был поступок во благо, но сейчас каприз, да и только.
– Вы решили мне прочитать лекцию о морали? Тут в карете? – изумился Рассел. – Впрочем, я все больше убеждаюсь, что вы и в самом деле не лжете насчет другого мира. В нашем вас бы казнили за такое мировоззрение еще в отрочестве.
– Вот еще… за что? – всплеснула руками я.
– За подрывы устоев. Я же уже объяснял, в нашем мире все знают свое место. Каждая деталь там, где нужно, чтобы механизм работал. Любой часовщик скажет, что стоит пружине лопнуть – и стрелки не пойдут.
– И к чему этот экскурс в механику?
– К тому, что дом Вивьерн – это и есть часовщики нашего общества. Ментальная магия – ключ для завода. Пока мы контролируем процесс – в обществе порядок. И совершенно очевидно, что часовщик может себе позволить чуточку больше, чем какая-то шестеренка. Пусть даже это будет легкий каприз.
У меня аж глаз дернулся.
– А у шестеренок спросили, хотят они быть частью часов или нет? – задала я сам собой напрашивающийся вопрос.
– Очевидно, что нет. – Рассел посмотрел на меня, будто я ребенок малый. – Они же шестеренки.
От дальнейшего разговора отвлек скрип ворот. Я только успела бросить взгляд в окно, чтобы понять – на нас движется розовый ураган. Нет, шторм.
– Рассел, душечка моя! – издалека приветствовало стихийное бедствие. – Ты что от меня прячешься?
Я перевела ошеломленный взгляд на Бэдфорда, впервые испытав сомнения в его ориентации. «ДУШЕЧКА»? Серьезно? Кто в здравом уме может назвать его душкой? Может, он не только по девочкам, но и по мальчикам?
К карете тем временем подлетел высокий, будто павлин накрашенный мужчина в розовом камзоле, и только черный галстук и туфли выбивались из этого «нетрадиционного образа».
– Рассел, – вновь воскликнул он, распахивая дверцу и буквально вытаскивая оттуда Бэдфорда. – Дружище! Сколько лет! Сколько зим! ЧМАФФ! Не виделись. С самой Академии пяти домов! Чмафф! А как по тебе скучала ШУША! Чмафф! Ты бы знал!
Он принялся покрывать щеки рьена поцелуями, оставляющими следы розовой, как тягучий зефир, помады.
– Вильгельм! – Бэдфорд таки отодрал от себя модиста, стараясь удержать его на расстоянии вытянутых рук. – Я тоже рад тебя видеть! И… Шушу!
На плечо Алмура прямо из воротника вылезла здоровенная крыса с острым носиком, пошитой явно по размеру специальной юбчонке и поблескивающим на солнце золотым ошейником.
– Погладь ее! Ну погладь ее! – Алмур принялся настойчиво пихать крысу в руки Бэдфорду. – Она тебя помнит, жизнью тебе обязана. У-у-у, моя красавица!
В его голосе проступило столько восторженной любви, что даже я восхитилась. Бэдфорд же старался держаться от крысы подальше.
– Ты же знаешь, я не в ладах с мышами. То был первый и единственный раз, когда я брал ее на руки… Но ты мне после этого должен. Помнишь?
Я тактично откашлялась, напоминая о себе.
– Надеюсь, я здесь не лишняя? – аккуратно произнесла, ступая на ступеньки кареты.
Вильгельм ошарашенно замер, даже рот открыл, разглядывая меня. Накрашенный глаз дернулся, уголок губ тоже.
Должно быть, с его точки зрения я выглядела кошмарно в одежде Томпсон.
– Твоя? – спросил он у Бэдфорда.
– Моя, – подтвердил рьен тоном, будто говорил не о женщине, а о спортивной тачке. – Надо приодеть.
Вильгельм округлил глаза еще больше, театрально прижимая руки к сердцу:
– О нет! Ты решил жениться? Какая потеря, какая потеря! В каком стиле будет платье? Есть предпочтения?! Цветы или алмазы? Хотя у тебя всегда был отличный вкус.
Алмур подлетел ко мне и, будто статуэтку какую, принялся вертеть из стороны в сторону.
Я даже растерялась в его руках.
Потому что делал он это так ловко и опытно.
– Ух, какая талия! Девушка, вы вообще кушаете? Вас ветром не переламывает? Я бы прописал вам диету из пирожных, – защебетал Алмур. – Впрочем, бедра у вас отличные! Родите много здоровых наследников! И грудь! Да, грудь тоже превосходная! Но это преступление прятать все это богатство под таким ужасающим тряпьем! Моя бабушка носила лучше!
– Не надо про бабушек, – умоляюще попросила я, уж очень обидно за Томпсон стало.
– Так какие предпочтения? Платье будет цвета шампань? Атлас или шелк? Фата или вуаль?
– Ни то, ни другое, – отсек Бэдфорд уже начавшую лететь вперед фантазию Алмура. – Но лучше поговорим в доме, здесь слишком много лишних ушей.
Он покосился на кучера и стражника, а после подал руку мне.
– Но я хочу, чтобы у этой рье были лучшие платья и туфли во всем Лострейде.
Глава 15
Дом Алмура напомнил Версальский дворец, который в своем мире я видела только на открытках и по телику, но все эти зеркала, люстры, пафосная лепнина – удивительно походили на интерьеры средневековых сериалов.
– Так о чем речь? – все не унимался Алмур. – Я сейчас умру от любопытства, Шуша тоже.
– Отставить умирать, – по-военному четко распорядился Бэдфорд. – Ты мне еще нужен как модист.
– Хорошо-хорошо, – с охотой согласился Вильгельм и тут же продолжил заваливать репликами: – А вообще, правильно, что свадьбы не будет. Лучше перенести на лето, отпразднуем в моем саду! Хотя можно и зимой… Белое платье, снег… Я могу пошить замечательную шубку из меха полярной лисы.
– Вильге-ельм, – протянул Рассел. – Еще раз заикнешься про свадьбу, пущу Шушу на паштет. Как и обещал на первом курсе!
Я навострила уши: уже не впервые в диалоге этих двоих звучал намек на общее студенческое прошлое – значит, однокашники.
– Все-все! Умолкаю. – Алмур поднял ладони кверху и показательно провел двумя пальцами по губам, мол, запер рот на замок.
Тем временем мы добрались до комнаты, сплошь заставленной манекенами и заваленной тканями. Жутчайший бардак – Томпсон бы повесилась!
– Творческий беспорядок, – улыбнулся Алмур, вновь подскакивая ко мне. – Тут я творю. Моя мастерская!
