— Корочки? — говорит Владимир ровным голосом и протягивает руку. Тот послушно отдает их, вновь рассыпаясь в извинениях. Каких-то нелепых оправданиях. Неприятно видеть, как человек начинает лебезить, осознав, что натворил. Смотрится убого. Невольно сравниваю его с Вовой, и точно знаю, что мой муж не такой. Даже если он попадает в неприятную ситуацию — ведет себя достойно. Уверена, так же было, когда мой отец поймал его на взятке. Владимир принял решение и следовал ему без психов и истерик. И ни разу меня ни в чем не обвинил, не отыгрался.
Возможно, мне просто хочется его оправдать, но я в очередной раз убеждаюсь в том, как сильно мне повезло с мужем.
— Передам Алексею Юрьевичу лично, — говорит Владимир так же ровно. На Соколове нет лица. Он в панике. — Вежливость — одно из важнейших качеств юриста. Жаль, что вы дожили до своих лет и до сих пор этого не поняли. Надеюсь, будет вам впредь уроком. Жизнь состоит из кучи эпизодов, в том числе не очень приятных. То, как вы ведете себя с более слабым, многое может сказать о вас, Соколов.
Помощник следователя извиняется передо мной в сотый раз.
Наконец, мы садимся в машину. Вова занимает водительское кресло, я расслабляюсь на пассажирском сиденье.
— Вов, прости, я не знаю, почему не держала дистанцию. Торопилась. Сорвала тебе футбол.
— Обнуляем срок.
— Какой срок?
— Долго еще будешь без мерса, — бубнит он. — Мне же лучше. Не нужно тратиться, — серьезным голосом. Но я понимаю, что он шутит.
— А! Точно, — выдыхаю и улыбаюсь. Он не злится, спокоен. Приехал и разрулил. Без сцен и скандалов. Достойно. Не назвал свою должность и никак себя не обозначил. За него это сделали другие люди.
— Пацаны берега потеряли, думали, что корочки им помогут, — говорит Вова.
— Чего им это будет стоить?
— Потери их. Отдам Леше, начальнику. Пусть накажет, может, уроком будет. На будущее.
В травме мне диагностируют ушиб, после чего отпускают с миром. На футбол Владимир не едет, остается со мной. Мы целый день проводим с детьми у родителей! Эмилия Александровна накрывает на стол. Заглядывает на пять минут Сергей, в итоге задерживается до вечера. Мужчины как-то оперативно организовывают мангал. Я вместе с детьми купаюсь в надувном бассейне. Потом Вова и Серёга с пацанами играют в войнушку, бегают вокруг дома с игрушечными ружьями. Мы с малышкой носимся за ними, хотя в самих действиях не участвуем. Много смеемся, отдыхаем, шутим.
Вымотанные, накупанные и разомлевшие дети засыпают в девять. Когда я, уложив малышку последней, спускаюсь на первый этаж, Владимира уже нет. Он уехал домой.
— Случилось что-то? — спрашивает Эмилия Александровна.
Я пожимаю плечами и уклоняюсь от прямого ответа.
— Миритесь. Не нужно ссориться, мы все переживаем за вас.
Я сажусь за стол, и некоторое время мы с ней разговариваем. Я ничего не рассказываю о секретах мужа. Просто признаюсь, что бывает тяжело. Он нагрубил, а я так и не поняла, как реагировать. Наверное, разговор по душам с не чужим опытным человеком — это как раз то, что мне сейчас нужно.
Эмилия Александровна говорит, что грубость — недопустима. Владимиру нужно это осознать. Хвалит, что я правильно сделала, что не спустила на тормозах.
Следующий день проходит в такой же суматохе! Владимир работает до обеда, потом что-то делает на доме. Заходит к свекрам уже ближе к вечеру. Примерно в это же время приезжают счастливые Лера с Денисом. Отдохнувшие, загоревшие.
Я думаю о том, что, когда у меня будут дети, Валерия без проблем возьмет их с ночевкой. Как само собой разумеющееся. Она такой человек — отзывчивый. Даю себе слово, что хотя бы раз в месяц буду отпускать их с Денисом на свидание. Надо помогать друг другу. Когда мы будем жить рядом, это станет сделать очень просто.
— Ты поедешь домой? — спрашивает Вова. — Или останешься у родителей?
— Останусь, наверное.
— Хорошо. Анж, может… — он отводит глаза в сторону. Мне кажется, ему сильно некомфортно в этот момент. Это так на него не похоже, что у меня внутри всё сжимается. — Поужинаем завтра? Познакомимся заново, — он улыбается.
— Ты меня приглашаешь на свидание? — я невольно улыбаюсь тоже. Как можно не улыбнуться этому мужчине в ответ? Какие нервы нужно иметь для этого? — Я, конечно, красотка, — указываю на синяк над бровью и слегка припухший глаз. За очками не так заметно, но всё же.
— Скучаю, — говорит он хрипло.
И я по тебе. Очень.
Глава 61
Папа звонит рано утром.
— Да? — говорю я, схватив сотовый. На часах почти восемь утра, значит, у отца скоро полдень. — Пап, привет!
— Лика, не разбудил? Только прочитал твое сообщение. Мы с Игорем Матвеевичем ездили на охоту, ночью вернулись. Что-то случилось?
Игорь Матвеевич — папин зам, они часто вместе ездят на охоту или рыбалку.
— Да, мама говорила, что ты уехал. Насчет того, что случилось… И да и нет, — произношу я решительно. Если бы мы созвонились в пятницу, я была бы очень эмоциональна. Но за выходные успела остыть. — Я просто хотела сообщить, что теперь всё знаю. Почему Владимир на мне женился, при каких обстоятельствах.
— Дочка… — отец медлит. — Есть некоторые вещи, которые маленьким девочкам знать не нужно. Просто не нужно, и всё.
— Я не маленькая.
Он молчит. Я ожидаю чего угодно — от грубого слова до нетерпеливой фразы, чтобы не отвлекала его своими глупостями. Но отец продолжает молчать, и я отчего-то знаю, что ему тяжело.
— Пап? — спрашиваю. — Ты подстроил ту ситуацию, да?
— Рано или поздно Владимир бы попался, Анжелика. Не я бы его подставил, так кто-то другой. Он с людьми правильными дружить не умеет, многих раздражал. Кого-то откровенно бесил.
— Таких, как дядя Никита?
— Его бы убрали из системы. Я оказал ему услугу. Дал второй шанс и подарил самое важное, что у меня есть.
— Пап… — я не знаю, что сказать.
— Он неплохой парень, я долго наблюдал за ним, прежде чем принял окончательное решение. То, что не без пороков, — так это в плюс. Не будет строить из себя не пойми кого. Он мне очень понятен. И ты потом поймешь. Со временем. Его пороки — женщины и деньги, — отец глухо смеется. — Простые мужские пороки. Поддающиеся самоконтролю. Жаль, мне в его возрасте никто не преподал такой урок.
Его женщина — это я. Он любит и скучает. Теперь его главный порок — это я.
— Прости меня, дочка. Моя Лика, — продолжает он. — Если сможешь, когда-нибудь прости. Во всем, что с тобой случилось, виноват я.
— Пап, тебе не грозит опасность? — спрашиваю я осторожно. Слезы подступают к глазам. Меня не покидает ощущение, что мы будто прощаемся.
