— Осторожней. Сейчас пройдет, — сказал он.
Слезы выступили, но действительно прошло и так приятно потеплело внутри.
— Это у вас для таких случаев? — спросила я.
— Нет, это для меня, — он приложил к губам, сам сделал пару глотков. — Есть я уже не могу, но пока могу пить.
Криво ухмыльнулся, потом вздохнул. Заткнул пробку обратно, убрал фляжку.
— Отдыхайте, миледи.
Он поднялся на ноги.
Я вдруг подумала…
— Подождите, — остановила его. — Когда мы уезжали, отец назвал вас «Кавьяр», если не ошибаюсь?
Он замер на мгновение, потом кивнул.
— Да. А вы не знаете, кто я? Мне казалось, вы должны помнить, по крайней мере имя. Айхену… Эйх Кавьяр. Ваш отец меня сразу узнал. Мне казалось, ваша сестра боится именно поэтому.
— Я…
Имя крутилось на языке, но я никак не могла понять. Что-то страшное… и в то же время… Я должна помнить? Это значит, мы встречались раньше? Такого, как он, сложно забыть. Или тогда он был обычным человеком? Во время войны? Десять лет назад?
— Сейчас это уже не важно, леди Тиаль, — сказал он. — Может, и к лучшему, что вы не можете вспомнить.
4.
Сбежавшая невеста
— Почему вы сделали это, леди Тиаль?
— Что?
Мы ехали рядом, он поглядывал на меня, но очень долго не пытался начать разговор.
Сегодня мне намного лучше, за ночь отлично выспалась, даже спина не болит, возможно, действительно волшебная настойка помогла. Я-то думала — от этих переживаний совсем не усну.
А страж знает, кто я. И я отлично понимаю о чем он, но все же…
— Почему поехали со мной вместо сестры?
Я невольно замерла, даже дыхание затаила. Он знает, конечно, называет меня моим именем, но точно не против этого решения, иначе давно бы вернул меня домой.
— Мой долг — защищать мою сестру.
— Долг? — он удивился. — Вы поступили против воли отца. Мне казалось, это недопустимо.
Он прав.
— Я не могла позволить, чтобы с моей сестрой случилось что-то плохое.
— А с вами? Вы не боитесь, что плохое случится с вами?
Боюсь. Но когда опасность грозит тебе самой — с этим легче примириться, чем когда опасность грозит твоим близким. Я старше… Я с этим справлюсь как-нибудь. Даже если придется умереть. Пусть лучше я.
В этом нет никакого геройства, просто если Айни — это еще страшнее.
— Вы же сказали, мне нечего бояться, — ответила я.
Страж фыркнул. Он не торопясь ехал рядом, поглядывая на меня. Его крупный рыжий жеребец на ходу отщипнул листочки с куста у дороги. Весеннее солнце к обеду начинало припекать.
— Но ведь вы мне не верите, миледи.
— Не верю, — согласилась я. Стоит ли верить тхаю? — Вам не понять…
— Почему же?
Как я могу объяснить свою любовь к сестре?
— У вас есть семья? — спросила я.
— Была когда-то, — страж пожал плечами, ожидая продолжения.
Но я вдруг замялась, оказалась не готова. Почему-то казалось, он скажет «нет».
Да, я понимаю, что когда-то он был человеком и у него должен был кто-то быть. Но, мне казалось, для такого, как он, это уже не имеет значение. Слишком давно. Мертвым не нужна семья, для них есть только их служение господину, их больше не связывают никакие узы, кроме долга.
Его семья?
Меня это сбило. Я хотела сказать о любви к близким, о…
— А что с ними стало? — спросила я вместо этого.
— Они умерли, — сказал страж.
— Давно?
— Перед войной, — сказал он.
Война закончилась десять лет назад, а началась… Когда войска Тхариса выступили на Сайторин? Тринадцать лет назад? Четырнадцать? Перед войной было слишком много приграничных стычек, так что сложно сказать, когда началось.
— В бою?
Глупый вопрос, пожалуй. Но мне всегда говорили, что для настоящего тхая — вся жизнь это битва, и нет большей радости, большей чести, чем погибнуть в бою.
Страж усмехнулся.
— Мой отец успел схватиться за оружие. И мой брат. Но моя беременная мать и мои сестры умерли, прячась в подвале.
Я повернулась к нему.
Он смотрел на меня, чуть склонив голову на бок. И моя растерянность, пожалуй, его забавляла. Я, конечно, давно не ребенок и все понимаю, но…
Никогда не думала о таких вещах.
— Хотите знать, миледи? — он говорил очень спокойно, и все же, где-то в глубине скользнула давняя злость, застывшая и привычная. — Мой отец был мелким лордом, у нас был небольшой кусок земли у границы, моего деда когда-то наградили за службу. Отец воевал только в ранней юности, совсем немного, когда император призвал его. Потом вернулся, завел семью и с тех пор занимался только хозяйством. У нас были овцы, яблоневые сады, мать делала сидр, лучший в округе… — страж тихо скрипнул зубами. — Когда-то эта земля принадлежала Сайторину, на границе многие земли постоянно переходят то одной, то другой стороне. И однажды жители Сайторина решили вернуть свое. Я пас овец с другими мальчишками на дальних пастбищах… увидел столб дыма. Когда смог добежать — было уже поздно. От моего дома не осталось ничего.
Его голос сухой, мало передающий чувства, с тихим скрежетом где-то в глубине.
Он вдруг отвернулся, кадык дернулся… Я видела вдох-выдох. Он пытался справиться с собой. Потом повернулся снова. Его серое каменное лицо почти ничего не выражало, живой глаз чуть прикрыт, каменный — тускло поблескивает.
Я вдруг подумала не к месту — он дышит, это очевидно. Не остаточная привычка, дыхание еще сохранилось. Он может пить воду, даже если твердая пища уже не для него. Да, он не спит, сон уходит в первую очередь. Но это значит, этот процесс еще не завершен, еще немного жизни в нем. Каково это — быть живым и мертвым одновременно?
Четырнадцать лет назад он был обычным мальчишкой и пас овец. Немного дико…
— Вы ненавидите Сайторин? — тихо сказала я.
Мне говорили — ненависть становится для тхаев смыслом жизни.
Он качнул головой.
— Мы жили на границе, — сказал ровно. — Однажды это должно было случиться. Я хотел сказать — я знаю, что такое терять близких. Вы любите свою сестру?
Да.
Я чуть кивнула.
Почему-то сказать так прямо вслух у меня не выходило, язык не поворачивался. Мне всегда говорили, что нельзя поддаваться эмоциям — это большое зло, говорили о долге, о том, что долг и честь превыше всего. Дороже жизни. А я пошла против воли отца… Я поступила недостойно?
