Вандерия выразительно посмотрела на меня, и я заставила себя сделать шаг вперед. Я хотела начать с бородача, но шагнула почему-то к желтоглазому. Несмотря на то, что руки мэнчи связаны за спиной, а рядом охрана, подходить к Зену с таким предложением смертельно опасно.
Если после он останется стоять, это конец. Если опустится на колени – спасен…
Приподнявшись на носочках, я потянулась к его губам…
В мире Циты понятия «поцелуй» не существует. Касание губ – это серьезный ритуал. Касаясь губами губ другого человека, ты показываешь, что ты им владеешь, его кормишь, повелеваешь им…
…Зен никогда не примет это. Он упрямый до чертиков и скорее умрет, чем смирится. И я, если подумать, не имею морального права подвергать его такому унижению – ведь «поцелуйный ритуал» это унижение для людей этого мира. Когда Шариан требовал унизить и ударить меня, Зен этого не сделал, он меня пощадил. А я… я не должна унижать его. Но унижение в данном случае равно спасению… так что делать? Ведь мы еще и поклялись быть партнерами, и, значит, я нарушаю клятву.
Мне оставалось лишь чуть податься вперед, чтобы совершить ритуал.
Но это сделал он. Это он наклонился ко мне! Он совершил ритуал!
Наши губы встретились, соединились на несколько мгновений, а потом я отстранилась, не понимая, что произошло. Зен, «ожив»… опустился на колени, ввергнув в шок не только меня, но и Тредена.
Если кто и заметил, что это Зен меня, грубо говоря, чмокнул, то голоса и вида не подал. В моей голове все смешалось, а губы запекло, словно Зен не поцеловал меня, а обжег, заклеймил.
Я шагнула назад, растерянно взглянула на Вандерию, ожидающую развязки, и, не веря собственным глазам – он на коленях! – подошла к Тредену. В этот раз все произошло быстро. Я дотянулась до его лица, совершила ритуал и отстранилась. Треден глянул на Зена, на меня, снова на Зена…
И опустился на колени. Он и в этом последовал за Зеном.
— Отныне ваша жизнь в руках Ирины!— объявила Вандерия. — Мэзава принимает вас. Встаньте!
Стражники помогли мэнчи… то есть уже мужчинам, подняться.
— Дай своим людям первое повеление, Ирина, — велела комендантша.
— Идите вымойтесь, — выдавила я «приказ».
— Проследите, — бросила Вандерия охране, и, взяв меня за руку, увела из темницы. Когда мы оказались в коридоре, она остановилась, и, жадно глядя в мои глаза, спросила возбужденно:
— Чувствуешь, как кружит голову? Это называется власть, Ирина. Теперь ты навечно их хозяйка!
Но это Зен меня поцеловал, он совершил ритуал...
Значит, это он навечно мой хозяин?
Официально наша новая жизнь началась с того момента, как Зен и Треден приняли мое главенство. Фактически же нам было далеко до того, чтобы в действительности считаться жителями Мэзавы... Первые несколько дней в крепости Утхад я не выходила из тех покоев, где пришла в себя. Ко мне заходила только Вандерия. Впрочем, точнее будет сказать, что она не покидала их… Скорее всего, она не хотела оставлять меня одну, потому что боялась перепадов моего настроения, паники и безрассудств – всего того, что случается с людьми после того, как их перемелет мощный стресс (а иначе жизнь в империи не назовешь!).
Первое время я только и делала, что спала и ела; меня потревожили всего раз, сообщив, что мои люди спрашивают про волка. Я вспомнила про Млада и рассказала про него Вандерии. Если верить ей, то на поиски зверя отправились несколько мужчин, включая Тредена. Увы, волка так и не нашли… Я надеялась, что Младу стало лучше и он ушел искать «стаю». Конечно же, были и не такие оптимистические версии, но я предпочла не думать о них.
Оставался еще вопрос с гуи. Понимая, что я сама не смогу воспитать из него нечто нормальное, и что гуи, в принципе, воспринимает Зена как «папу», я сказала, что птенец принадлежит Зену.
Решив эти вопросы, я сконцентрировалась на собственных потребностях – а требовались мне в первую очередь покой и отдых. Мой сон тщательно охранялся; еду для меня готовили самую лучшую, сытную и вкусную; за телом ухаживали так, будто это не бренная плоть, а нечто невероятно ценное и эксклюзивное; когда я хотела общения, к моим услугам был лучший собеседник крепости – сама Вандерия.
Отеки с тела пропали, страшные пятна стали менее страшными, пищеварение пришло в норму, как и сон. Менструальный цикл и тот наладился, давая надежду, что не так все плохо с моим женским здоровьем после того выкидыша.
Проснувшись как-то поутру и почувствовав себя хорошо, я решила, собственно, приступить к жизни.
Когда Вандерия пришла с завтраком – миска каши, сваренной на молоке и заправленной медом, две пухлые лепешки и вазочка с вареньем – я спросила, как там мои мэнчи… тьфу, мужчины, и могу ли я вызвать их к себе прямо сейчас. Женщина объяснила, что мне рано предпринимать какие-то действия в качестве «хозяйки»; прежде я должна понять Мэзаву и ее законы, освоиться на месте, свыкнуться с бытом. То же самое касается Тредена и Зена: пока я здесь, в высоких защищенных покоях, они там, на нижних ярусах, обживаются.
Я усмехнулась про себя. Естественно, никто пришлым сразу не даст свободу передвижения, и то, что я женщина, не делает меня машинально объектом, достойным безоговорочного доверия. Я та же пленница, что Треден и Зен, правда, в отличие от них, очень ценная.
После завтрака Вандерия провела для меня экскурсию по крепости и рассказала, когда Утхад был возведен и для каких целей. Я узнала, что крепость стоит высоко на скале в стратегически выигрышном месте: из нее проглядываются горная гряда, эдакий относительный разделитель земель Мэзавы и Ниэрада, лес (привет двенадцатому ов-вену и лазейкам в него!), и долина, в которой устроилась деревушка, точнее, по меркам Циты, целый городок.
В приграничье всегда неспокойно, поэтому Вандерия следит за тем, чтобы в крепости не переводились крепкие сильные мужчины, способные защитить долину и дать отпор первой волне гипотетических захватчиков, оружие и припасы. Но основная гордость и защита Утхада – это всадники, а главная ценность – выдрессированные гуи. Всадники на гуи облетают окрестности, служат аналогом местных «авиалиний» и доставляют в другие города Мэзаву письма, легкие грузы и пассажиров.
Рассказав, как ценят всадников в Утхаде, Вандерия, замедлив шаг, спросила о Зене.
— Этот человек с яркими глазами… он добыл гуи, а это сложная задача, — произнесла она. — Что еще ты можешь поведать о нем, кроме того что он решителен, жаден и похотлив?
— Да я и сама мало что знаю о нем… — слукавила я. — Все, что успела понять, так это то, что его не устраивала жизнь в империи, ему хотелось большего. Он рвался во всадники, даже птенца гуи добыл, но его бы не приняли все равно. Когда он это понял, решился на побег, забрал меня и золото.
— С этим можно работать… Он жаден, потому что молод, ему хочется лучшей жизни. Решительность его тоже пойдет на пользу нам. А похотливость… это мы исправим. А что второй, смуглый? Что скажешь о нем?
