Я начала подниматься, и не смогла удержаться от еще одного тягучего стона боли. Хорошо же меня по ступеням побросало… наверняка рука правая сломана (даже посмотреть на нее страшно!). Зато я ни разу не ударилась головой.
«Однозначно при падении надо группироваться», — решила я и поздравила себя за верный выбор тактики. Отбила себе ноги-руки-спину, зато все остальное уберегла. Плотно сжав губы, я продолжила нелегкое дело – подниматься с пола. Это было больно до слез, но я не хотела оставаться на месте и звать на помощь. Тот, кто хотел меня убить, наверняка убежал уже, сочтя дело сделанным, и чтобы не вызвать подозрений. Если он и подбегал посмотреть, что со мной, я была в отключке.
Да, проще всего и разумнее было бы не двигаться и позвать на помощь. Тогда бы Вандерии пришлось разбираться с этим и искать преступника (хотя мы обе знаем, кто это!). Да, это было бы самое верное – предоставить другим искать якобы неизвестного злоумышленника и наказывать его… Но я поступлю иначе.
Никто не узнает о покушении, а несостоявшегося убийцу я накажу сама.
Любой мог оказаться у лестницы и увидеть меня в столь разбитом состоянии, поэтому, мужественно терпя боль, я совершила рискованнейший маневр и поднялась по лестнице, каждую ступеньку которой ранее «изучила». Мне было плевать, разумно я поступаю или нет, боль меня не столько мучила, сколько злила, и я просто горела от ярости.
Убить, меня хотели убить! Не дождутся!
Темный коридор вполне мог скрывать опасности, но я зашла в него, прежде осмотревшись через стеклышко, которое, кстати, треснуло. Левая рука дрожала… Как я и думала, никого в темноте не оказалось, недруг скрылся, и мне удалось безопасно добраться до комнаты. Запершись, я взяла нож и безжалостно разрезала свою одежду, чтобы раздеться, не задействуя правую руку, и оценить масштабы проблемы.
На моей очень светлой тонкой коже синяки всегда проступали быстро и ярко. Этот раз не стал исключением… Бедра, руки, ягодицы, ребра покрылись пятнами разных размеров и «окрашенности». Я осторожно прощупала левой рукой поясницу, плечи, ноги, проверила, каждый ли пальчик на ногах двигается. Серьезнее всего пострадало правое плечо; вероятно, именно оно приняло на себя первый самый сильный удар о ступени. Плечо было деформировано и распухало на глазах.
Сломано?
Я попробовала чуть шевельнуть правой рукой, и такая острая боль пронзила меня, что я закричала, сначала от боли и неожиданности, потом нецензурно. Тут же самообладание меня оставило, а злость погасла. Я осела на пол, как была, голая, на разрезанной одежде, и, вздрагивая всем телом, разревелась.
Хочу к маме! Хочу к бабушке! Хочу к врачам, чтобы они дали мне обезболивающее, сделали снимок и быстренько расписали, как вылечить плечо! ХОЧУ ДОМОЙ! ПОЖАЛУЙСТА, ПУСТЬ НЕ БУДЕТ БОЛЬНО!
Боль мучила беспрестанно, даже когда я не двигалась. Желание избавиться от нее, уменьшить, вернуло меня в более-менее нормальное состояние. Сидя на полу голая, я замерзла, к тому же ко мне должен был подняться Треден с Младом, да и Флана могла вернуться из башни гуи раньше. Мне было себя бесконечно жаль, но врожденное упрямство заставило действовать. Я встала, собрала вещи, затем натянула чулки на ноги и надела грубую тунику на голое тело, хотя ее следовало носить поверх платья или сорочки.
Шмыгая носом, я посмотрела на дверь. Скрыть произошедшее не получится, друзья точно заметят, что я заплаканная и каждое движение причиняет мне боль. Я изобразила около очага что-то вроде комнатной аварии: разлила молоко и разбила горшок, затем села на кровати и стала ждать, когда же кто-то придет…
Первыми вернулись Треден с Младом. Волк по своему обыкновению не проскочил мимо меня, а уставился своими глазами-фонарями, и начал принюхиваться, а бородач потерял дар речи.
— Ира, — вымолвил он. — Что… что стряслось?
— Упала, — с жалкой улыбкой ответила я и кивнула на сфабрикованный несчастный случай. Губы у меня задрожали, и снова потекли слезы из глаз. Голос сделался тонким и дребезжащим. — Дядь Тред, мне так больно! Та-а-ак больно!
— Что ж ты… Иронька…как ж ты…
Млад занервничал и, когда Треден попытался его отпихнуть от меня, чтобы самому ко мне подойти, зарычал.
— У-у, зверюга, брысь! — психанул мужчина, и только тогда волк отошел от меня. Подойдя к двери, которая еще не была закрыта, волчина высунул дверь наружу и затем высунулся весь полностью, в коридор.
Треден не стал его возвращать, просто закрыл дверь и тут же подошел ко мне.
— Где болит, Иронька? Ты скажи, где болит?
Я сказала, где. Треден отвел меня к кровати, усадил осторожно и стал осматривать плечо. Я смотрела на него и смаргивала слезы, никак не перестающие набухать на глазах. Глаза, нос и губы у меня распухли, и началась головная неприятная боль – милое дополнение к той ошеломляющей и не проходящей боли в сломанном плече.
— Дык это вывих! — обрадовался мужчина. — Вдохни поглубже, и рот открой!
Я не успела подготовиться. Немного навалившись на меня, Треден сделал мне БОЛЬНО, АДСКИ БОЛЬНО; раздался влажный чавкающий звук. От такого потрясения я рванулась, а потом снова потеряла сознание, но буквально на три секунды.
— Все, Иронька, все! Не серчай, больше не обижу, бедненькая, — зачастил Треден. — Теперь уже так сильно болеть не будет, через недельку совсем затихнет, а через месяцок и не вспомнишь. Главное, не двигай рукой денька два-три.
Я шевельнула правой рукой, которая все так же болела, но не было уже той непереносимости, сводящей с ума.
Бородач заметил разрезанное платье на кровати, разорвал его еще и на лоскуты и практически профессионально зафиксировал лоскутами мою распухшую руку. Он не спросил, как так вышло, ни в чем не упрекнул, и общался со мной так, словно я маленькая. Вспомнилась Крета, первая встреченная мной женщина в этом мире. Увидев ее лицо и руки в сходящих синяках, я сочла Тредена мерзким существом, которое эти синяки и поставило.
Как же я ошибалась!
«Не будь Треда, — подумала я, — мы бы с Зеном давно были мертвы».
Когда вернулась Флана с едой, которую захватила для нас с кухни, Треден сам открыл ей дверь и тут же забрал сверток. Девушка хотела возмутиться, но тут увидела меня…
— Ира! — воскликнула она, и остолбенела. — Ты… как… кто это сделал?
— Упала Ира, плечо вывихнула, — ответил бородач, отходя к столу.
— Как упала? — выпалила Флана и кинулась ко мне.
— Да сама не знаю как, — гнусаво сказала я. — Взяла горшок и поскользнулась на чем-то. Молоко разилось, горшок вдребезги, а мне больно так, что искры из глаз.
— Какой ужас!
— Вывих – это не шуточки, — нравоучительно поддакнул Тред.
Они разговорились о всяких разных травмах и вдвоем начали ухаживать за мной. Флана покормила меня, а Треден сходил за Младом, и, хотя мужчина явно заметил странное поведение волка, ничего такого не сказал – наверное, хотел избавить меня, от лишних переживаний. Я тоже ничего не сказала; друзьям тоже ни к чему лишние переживания.
