— Пусти его! Ты его убьешь! Флана, чтоб тебя! Пусти!
Флана не пустила меня, но тоже попыталась докричаться:
— Вазраг! Хватит!
— Флана, сделай что-то! — закричала я, понимая, что каждая секунда промедления приближает Кетнея к смерти. Она не пускала…
— Люди! — закричала я тогда. — Помогите!
Никто не подошел к Вазрагу, никто ничего не сделал. Мое сердце рвалось из груди.
Боже мой… боже мой!
Вазраг разжал руки, только когда Кетней перестал сопротивляться, и его бесчувственность стала очевидной. Затем всадник взвалил его на себя и подошел к нам с Фланой. Девчонка попятилась вместе со мной…
— Чего ты, Фланка? — страшно-добрым голосом спросил Вазраг, затем швырнул Кетнея мне под ноги и произнес: — Это твое. Забирай.
Флана отпустила меня, и я тут же склонилась перед Кетнеем, всем сердцем надеясь, что он просто без сознания. Глаза парня были закрыты, лицо и шея в красных пятнах, вены резко обозначены. Я стала щупать пульс на его шее. Пульса не было; я решила, что он просто слабый, и, подняв пальцами веки Кетнея, посмотрела на зрачки. Солнце светило как раз на его лицо, но зрачки не изменились… Тогда я опустила голову к его груди и прислушалась.
Ничего.
Мое собственное сердце тоже перестало биться – пропустило один удар – и забилось снова, быстро, разъяренно. Подняв голову, я посмотрела на Вазрага, который следил за моими действиями сверху вниз. У него было совершенно адекватное, совершенно спокойное лицо. Он убил Кетнея не в припадке ярости. Он убил его, чтобы заставить молчать. Чтобы отомстить мне. Чтобы показать, кто здесь главный.
— Ты убил его, — выговорила я свистящим прерывистым голосом, задыхаясь от чувств, распознать которые при всем желании не смогла бы.
Он ничего не ответил.
— Что здесь такое? — услышали мы. К нам подбежал запыхавшийся Драган, которого кто-то додумался позвать; за ним торопливо шел рыжий друг Вазрага. Подойдя, они уставились на тело юноши, на меня, на онемевшую Флану… Помимо этих двоих, народу еще прибавилось, ведь то, что произошло, не могло не привлечь внимания. Людей собралось много, и становилось все больше. Все они видели, кто убил Кетнея, но никто не пришел на помощь! Ни один не встрял! Они все соучастники! Они позволили ему убить Кетнея! Позволили убить двадцатилетнего мальчишку, у которого вся жизнь впереди! Не дали ему шанса… не отозвались…
Драган опустился рядом с Кетнеем, и, обнаружив, что тот мертв, посмотрел на меня. Я ответила мрачным тяжелым взглядом, тогда Драган поглядел на Вазрага и спросил:
— Что случилось?
— Предательство, — кратко объявил он и улыбнулся.
Мне улыбнулся. Для меня.
— Ты убил его? — спросил Драган.
— Это моя обязанность – защищать крепость от предателей.
— Зовите мэзу, — бесцветным голосом произнес Драган, поднимаясь. — Флана, уведи Ирину. И пусть кто-то унесет тело…
Тело… Мэза… предательство… О чем все они говорят? Что происходит? Почему они отказываются видеть правду, слышать правду? Почему они все стоят и молчат? Неужели нет ни одного человека с совестью?
Я поднялась, шагнула к Вазрагу и посмотрела на него. Многое я могла сказать, но вместе этого плюнула в него. Плевок угодил Вазрагу как раз на лицо, бритое и в шрамах от того факела, которым я его ударила зимой.
В следующее мгновение я уже летела, а еще через мгновение упала на мощёный двор, упала, к счастью, на левое здоровое плечо. А потом ровнёхонько на мое право заживающее плечо опустилась огромная ступня и придавила.
— Нет! Вазраг, не надо! — вскричала Флана и попыталась оттащить его.
— Вазраг! — закричал и Драган.
— Не лезьте, — прорычал он, — а то раздавлю ее!
Они замерли. Стало очень тихо…
— Смотрите! — громко объявил Вазраг. — Это не женщина! Это всего лишь кусок тухлого мяса. Вонючего мяса, которое отрыгнула империя. Ни один ритуал с этой падалью не будет иметь силы! Она соблазнила Кетнея, пообещала ему свое тело, и он сдался, предал заветы богов, за что и был наказан мной! Вы знаете, что она с ним сотворила! Бегал за ней как собака! Делал по ее воле гадкие штуки! Предатель пошел против своей мэзы ради тухлятины! Он заслуживал смерти! Но не только Кетнея эта падаль подчинила, еще и Флану! Она подчиняет молодых и слабых, но больше я этого не позволю! Мы вышвырнем ее из крепости, но прежде лишим ее главного оружия – ядовитого жала, ее языка! Мы обезобразим ее!
— Нет! — вскричал Драган, но его голос потонул в одобрительных возгласах.
Что-то темное врезалось в Вазрага, а потом тяжесть пропала с моего плеча. Пару-тройку секунд я оставалась на спине, затем перекатилась и увидела, что Вазраг как-то странно пучит глаза и открывает рот, а Зен стоит, прижавшись к нему. Раздался влажный хруст – это Зен провернул лезвие в ране, всаживая его глубже, выше… Затем, выдернув нож, желтоглазый толкнул Вазрага, и тот рухнул на спину.
Все произошло быстро, насколько быстро, что никто не успел понять, откуда взялся Зен и что сделал. Первым оцепенение спало с рыжего всадника. Он кинулся на Зена, и это действие разбудило остальных.
— Держите имперца! — закричал кто-то.
— Убить их!
Вот и все.
Кажется, мир Циты мы покинем очень скоро, и не через портал.
Позже, сидя взаперти в крохотной темной комнатушке, я думала о хорошем.
Радовалась тому, что успела поцеловать Кетнея. Радовалась, что доверилась Зену и испытала с ним много удовольствия. Радовалась, что познакомилась с Тредом, что подружилась с Младом, спасла Арту… Были и хорошие моменты в моей жизни здесь, были даже упоительные, и моменты восторга тоже были… Парадоксально, но именно в этом мире я получила подтверждение, что красота действительно спасает – но не физическая, а души.
Будь Зен или Треден уродами, я бы уже сдалась, умерла от отчаяния. А так я жила и горела мечтой о доме, надеждой увидеть близких… И Кетней не был предателем, он действительно видел во мне свет и силу. Но этой силы оказалось недостаточно, чтобы его защитить… А Зен, каким бы сильным и ловким ни был, не в состоянии перебить всех мужчин крепости. Нас мало, мы здесь чужие… мы не успели добыть смарагд, и теперь, кажется, Утхад станет для нас могилой…
Что ж, это тоже выход, освобождение.
Я просидела так остаток дня, ночь промучилась, впадая в состояние, среднее между сном и забытьем, а к утру ко мне зашел с охраной из двоих мужчин Драган. Он сообщил, что Вазраг мертв и что мэза потрясена случившимся, но все равно собирается судить нас, как и полагается комендантше, по законам Мэзавы, сегодня же вечером. На слова Драгана я никак не отреагировала.
Судить, как же… Нас просто приговорят к смерти, вот и все. Комендантша крепости могла бы еще повести себя, как положено, попытаться разобраться, кто на самом деле виноват, но Вандерия добрая и справедливая только на словах. К тому же она мать и потеряла сына. Неважно, каким был этот сын, для нее это горе, потеря, я – враг, змея, пригретая на груди, а Зен – предатель и убийца…
