«Просто загляни в ее мысли, безо всякого управления, просто узнай, что у нее на уме», — убеждал внутренний голос. Я машинально коснулась груди, там, где под одеждой был скрыт смарагд. Чтобы заглянуть в разум Распорядительницы, побыть там невидимкой, нужно сначала направить ее мысли в нужную сторону.
— Вы сказали, что Тредена осмотрела главная врачевательница Мэзавы, — произнесла я. — Разве мы достойны такой высокой чести?
Моя желтоглазая собеседница опустила взгляд, лишая меня возможность войти в ее разум, и после паузы промолвила:
— Когда-то он помог мне. Настал мой черед ему помогать.
Ничего себе! Она сама заговорила о Тредене! Тут уж мне ничего не пришлось играть, я совершенно искренне удивилась.
— Да, помог… — кивнула она. — Сегодняшний день и для меня волнителен. Сколько воспоминаний всколыхнулось в моей душе! И хороших, и плохих… Я знала, что эта встреча меня взволнует, но и не думала, что так… почти тридцать лет минуло, а я узнала его с первого взгляда… словно ничего не изменилось, словно не было всех этих лет…
Мэза взяла со стола стакан и щедро плеснула в него вина из кувшина. Осушив стакан, она облизнула губы, окрасившиеся от вина в бледно-бордовый, и начала рассказ:
— Я и сама родилась в империи, в двенадцатом ов-вене отца Хауна. Как только у меня начались регулы в тринадцать лет, на моем плече выбили знак мэзы и стали готовить для Хауна. Хаун… он никогда не причинял мне боли и не говорил дурного, но все-таки он меня пользовал, пользовал как вещь, и никакого благоговения перед ним я не испытывала, только страх. Я была плохой мэзой… Год я прожила во дворце и так и не забеременела. Тогда меня подарили одному из ни-ов, всаднику. Он тоже сначала был ласков, но скоро я стала его раздражать. Он хотел от меня то, чего я не могла ему дать – хотел страсти, огня, а я его боялась и зажималась. В отместку он начал меня бить – осторожно, чтобы не оставалось следов, и каждый раз потом извинялся, но после все становилось хуже… Он называл меня холодной рыбиной, пустой бабой, угрожал, что сдаст меня в декоративки... Я молила богов о беременности, но она не наступала. Я саму себя ненавидела и считала недостойной; я отощала так, что у меня даже волосы стали выпадать.
Женщина прервалась и снова взялась за кувшин. Наполнив свой стакан, она вопросительно посмотрела на меня. Я кивнула, и мой стакан она тоже наполнила. Смочив горло, мэза проговорила горько:
— Так тебе, декоративке, представлялась сытая жизнь мэзы?
— Так, — кивнула я. — Я всегда знала, что между мэзой и декоративкой в империи нет разницы, что и те и другие – вещи.
— Верно. Я была вещью три года, пока не встретила одного ни-ов... Он был совсем не красивый, ростом не вышел, тощий, слабый. Простужался от слабого ветерка, и, так же, как ты, плохо видел. Однако он был ни-ов и отец Хаун дорожил им, а Шариан, ведун, советовался с ним. Потому что он был умный, очень умный… и очень добрый.
— Как звали этого ни-ов? — спросила я, затаив дыхание. — Может, я слышала о нем?
— Вряд ли, он умер еще до твоего рождения, и в империи – я знаю точно – постарались быстро о нем забыть. Так вот, этот ни-ов как-то зашел в дом моего хозяина и увидел меня. Увидел – и пожалел. Пошел к отцу Хауну с просьбой, чтобы меня передали ему; обещал много денег. Хаун согласился, да и мой бывший хозяин тоже был рад от меня избавиться: он боялся, что я отощала от болезни и умру, ведь если бы я умерла в его доме, с него бы потребовали много золота.
У меня появился новый хозяин. Тогда мне было все равно, кому принадлежать, я боялась, как бы меня, пустующую третий год, не перевели в декоративки, и порой ночами мечтала о смерти. О, как я себя не любила… Этот мужчина, мой новый хозяин, относился ко мне с уважением, очень заботился обо мне, но я уже дважды обжигалась на такой ласке и знала, что она быстро может закончиться. Я от него ждала плохого, вела себя скверно, чтобы он злился, а он только улыбался и покорно сносил все мои выходки. Я все ждала, когда он придет ко мне, чтобы попользовать, но он не приходил. Тогда я сама к нему пришла и сказала, что хочу родить Ниэраду ребенка, хочу стать настоящей мэзой, матерью. Он грустно улыбнулся и ответил, что я сама ребенок…
— Он был прав, — встряла я. — Вам ведь было тогда совсем мало лет.
— Не так уж мало. Уже шестнадцать. У моих сверстниц было уже к этому моменту по двое детей, все они стали матерями, но не я. У тебя есть дети, Ирина?
— Нет.
— Боги для каждого из нас подготовили путь… и кто бы знал, что у меня он будет такой? Я и не думала, что мужчины могут быть такими, как мой новый хозяин. До-о-олго я его дичилась, но когда поняла, что он купил меня по доброте, чтобы вылечить, а не чтобы пользовать, сердце мое оттаяло, и я прикипела к нему всей душой. Я оправилась и начала к нему ласкаться, поняла, что такое по-настоящему хотеть быть с мужчиной. Мы зажили очень счастливо, и все у нас было хорошо, пока я не забеременела и тот всадник, мой бывший хозяин, не прознал об этом. Он стал всем говорить, что это его ребенок, и требовать вернуть меня ему. Теперь, не пустая, благословленная беременностью, я стала ему нужна… нет, не я, а мой ребенок – так ему хотелось сравняться с отцом Хауном, выделиться перед другими всадниками! Отец Хаун велел вернуть меня всаднику, несмотря на то, что мой мужчина просил его не делать этого. После того счастья, что мы познали, прежняя жизнь была невозможна, и мы решились бежать. И вот здесь-то нам очень помог Треден … В ту пору он был молодой и очень сильный; он знал, как выжить в лесу, как отпугнуть зверье, как заметать следы. Мы бы пропали без него…
Мэза замолкла; лицо ее помрачнело. Она допила вино из своего стакана и какое-то время смотрела в никуда.
— Глупая это была затея, — произнесла она. — Как же мы тогда ошиблись… молоды были, самоуверенны. У меня живот большой был, я тяжело шла. Роды начались раньше положенного. Мы нашли укромное место, где нас сложно было бы найти; мой мужчина остался со мной, охранять, а Треден ушел за водой. А дальше… дальше были кровь и ужас. Появились мужчины, начали прорываться к нам через кусты; я слышала крики… Мой ни-ов бросился на защиту, но что он мог сделать? Он был такой же слабый и хрупкий, как и я… Его убили, искололи, как кабана на охоте, а я… я чуть рассудок тогда не потеряла. Помню лишь кровь, мужской хохот, боль и ужас… Но боги спасли меня и мою дочь.
— Дочь? — переспросила я.
— Дочь, — улыбнулась мэза. — Мы зачали девочку. Это знак особого расположения богов. И это был мой дар Мэзаве, которая меня спасла, вовремя отбив от выследивших нас имперцев. Великая матерь даже не стала разлучать меня с ребенком, и мы с моей первой дочерью служим в одном храме и поныне. Каждый раз, глядя на нее, я вспоминаю о великом замысле богов. Это напоминание всем нам, что только в доброте и ласке можно зачать женщину. У меня мало детей, Ирина, всего пятеро, но все они девочки.
Распорядительницу под конец рассказа понесло в бредни про предназначение, предопределение, зачатие детей женского пола, и я рассеянно кивала, борясь с мучительным желанием рассказать ей, что было на самом деле. Причин не доверять Тредену у меня нет – если имперец сказал, что Слего убили, а новорожденного Зена выкинули умирать – так оно и есть. И понятно теперь, отчего Тредену живот молоденькой мэзы показался огромным: она носила двоих детей.
