Я честно пыталась преодолеть страх перед ней, но каждый раз, когда эта громада пернатая подходила ко мне, устрашающе скрежеща когтями по каменному полу, у меня сердце в пятки уходило, и я малодушно пятилась к двери. Причины были: Арта научилась выделывать фокусы не только в воздухе…. Подходя ко мне якобы чтобы поласкаться, она вдруг резко взмахивала крыльями или страшно щелкала клювом. Доведя меня до крика, негодница начинала с азартом его повторять, так что к нам на ярус вбегали другие всадники и спрашивали: почему кричит мэза?
В общем, проказливая девчонка выросла. Хоть я ее боялась, знала, что она меня помнит и понимает, что я – своя. Зен на всякий случай научил меня нескольким звукам, служащим им с Артой кодовыми словами, и показал, как в случае чего влезть на гуи без всяких приспособлений и удержаться на нем. Я кивала, принимая это к сведению, а сама думала – никогда и ни за что!
Ожидая Зена или возвращаясь с ним из башни вечером, я заходила к Беляночке поболтать и выпить с ней чаю. Мэза всегда была очень радушна, но не понимала, отчего к ней, заурядной служительнице, такое внимание. Куда проще и легче ей было с Треденом. Как-то раз я увидела, как они мило щебечут в саду, и как трогательно ухаживают друг за другом… Это была та самая романтика, этап которой мы с Зеном пропустили. Да и, наверное, не способны мы на романтику...
Мы хорошо устроились, но вопрос о будущем висел в воздухе, и я не видела пути, четкого вектора. Все стало хуже, когда я поняла, что беременна. Естественно, на сто процентов я не была уверена, это могла быть обычная задержка, но интуиция-таки вопила, что это оно самое…
Мне легко было скрывать свое состояние, потому что в этот раз меня не мучили никакие недомогания. Впрочем, и прошлую беременность я не заметила на ранних сроках как раз из-за отсутствия признаков.
Еще один сложный выбор встал передо мной: сохранять беременность или нет. Чтобы рассмотреть все варианты и решить, что делать, я отправилась вместе с Катли к Распорядительнице в храм; Зен не смог меня сопровождать, потому как с утра отправился в Северную башню, ему надо было заняться подгонкой ремней для Арты.
Это было мне на руку: я не хотела, чтобы он заметил мою обеспокоенность. Распорядительница приняла меня не сразу, и я терпеливо прождала час в прохладе внутреннего дворика. Наконец, ее прислужники пришли за мной, и провели в ее кабинет, прямоугольное строгое помещение, и довольное темное, оживленное лишь многочисленными горшками с цветами. Как цветы выживают при таких условиях? И почему я думаю о цветах в такой момент?
Ситара утомленно улыбнулась и предложила мне присесть; она начала извиняться за то, что не сможет уделить мне много времени. Я в свою очередь тоже улыбнулась, и тоже утомленно.
Да, я могла бы поговорить с ней о беременности и безо всяких штучек с ведунством, но тогда бы мне пришлось выслушать тысячу благодарственных молитв, радостных восклицаний и сентиментальных уверений о счастье. Мне же надо было выяснить без сантиментов, каковы перспективы моей жизни, как заботятся здесь о беременных, как ведут роды, спасут ли меня в случае чего, и какая судьба будет ждать моего ребенка, будь то мальчик или девочка.
Войдя в разум Ситары, я угодила в омут ее размышлений о том, что делать с пятнадцатилетней Тилией, которая прибыла с побережья в качестве дани. Дань… я невольно заинтересовалась этим и продолжила изучать мысли Ситары. Итак, Тилии пятнадцать, регулы у нее начались совсем недавно и она девственница. Идеальная дань, но вот только не хочет она становиться данью, не понимает высокой чести: то кричит и капризничает, то плачет и умоляет отправить домой. Найти бы другую, да время поджимает, причем сильно. Церемония состоится вот-вот, а седьмая девица не готова к ней. Что делать? Разве что отправить ее к самой Великой матери. Вопрос-то серьезный, здесь ошибки недопустимы.
— Что стряслось? — спросила у меня Ситара, продолжая думать о Тилии.
Я не ответила; у меня появилась идея, спонтанная, рисковая идея.
Попасть к Великой матери не так уж сложно, я побывала у нее уже, но толку? А вот чести разговора с ней мало кто удостаивается, только четверо прислужников имеют такое право. Но если дело касается дани, то правила отменяются, ведь это связано с богами. Тилия встретится с Верховной и поговорит с ней. Но кто поймет, Тилию ли ведут под покрывалами? Кто разглядит, какая именно закутанная девушка входит к Великой матери? Кто усомнится в решении Распорядительницы?
Вот он, мой шанс. Вот он, знак судьбы.
— Ирина? — позвала меня мэза, заметив неладное, и я начала внушение.
Спустя несколько часов, закутанная с ног до головы, я была доставлена в храм Великой матери в сопровождении Ситары. Как я и думала, появление Распорядительницы и ее решение ни у кого вопросов не вызвали, и когда прозвучали два магических слова: «дань» и «сложности», двое прислужников Верховной провели меня через те самые двери…
Сказать, что я волновалась, это ничего не сказать: я вся вспотела под одеждами, в голове стучала кровь, к тому же меня стало мутить.
«Дура беременная, что ты делаешь? Пошла к главному боссу, никому ничего не сказав, никого не предупредив!»
Мы быстро пересекли просторный зал, залитый дневным светом, и прошли через следующую дверь в коридор. Все, что я видела, это белые каменные стены; мне ужасно был неприятен странный запах, витающий в воздухе, который я не могла определить, и нервировали резкие звуки наших шагов, резкие и отчетливые из-за стоящей тишины.
В одном месте я не заметила подъем и споткнулась. Руки я успела выставить вперед, но это не спасло от травм: коленями я сильно ударилась о ступеньки. Прислужники вздохнули, подняли меня, взяли с обеих сторон под руки и так и повели дальше, чтобы я больше не спотыкалась. О том, что разбила коленки до крови, я говорить не стала, чтобы не задерживать мужчин. К тому же у них могли быть заскоки из-за крови в храме. Идти было больно, но эта боль меня немного отрезвила, я стала размышлять яснее.
Мы спускались и спускались, шли и шли… Я осознавала, что мы уже под землей, и недоумевала, откуда же тогда вокруг столько света, причем света яркого, не дневного, неживого. О, этот свет… я ведь помню его, очень смутно, но помню. Видимо, отложилось что-то в памяти после того «благословения похотью».
Мы остановились. Один из прислужников пошел вперед… Я разобрала его тихий голос и еще один голос, отвечающий ему.
Он говорит с ней, с Великой матерью! Мы дошли! Как жаль, что я ничего не могу разобрать вокруг, кроме яркого света. Очередная волна дурноты накатила на меня. Как же не вовремя! Именно сейчас я должна быть сильнее и собраннее, чем когда бы то ни было.
Прислужник вернулся и кивнул тому, что оставался со мной. Они велели славить богов за такую встречу и быть почтительной, затем быстро поправили мое мудреное конспиративное одеяние, чтобы я выглядела не такой помятой, еще раз предупредили о том, что это великая честь и бла-бла-бла, и оставили меня в этом свете одну. Мои расшибленные колени задрожали.
