— Да, в самом начале осени.
— Не сходится. Мы всегда открываем врата в середине лета, это неизменно. Да и нет нужных врат в ов-вене Хауна… Кто осмелился открыть врата в неположенное время? Кто встретил тебя?
— Никто не встретил.
— Значит, ты лжешь, — констатировала она и, поднявшись с дивана, пристально на меня посмотрела. — Надо же, до чего они дошли в своем желании мне навредить… Послали ведунку! На что они надеялись? Что я дам тебе ключ, что открою тебе врата? Это смешно.
Я тоже поднялась с дивана и, опустив стакан с водой на пол, заверила женщину:
— Клянусь, я не лгу и никем не подослана! В империи от меня хотели избавиться, я еле добралась до Мэзавы!
— Хаун тебя надоумил? Или другой отец? Впрочем, неважно… Тебе рассказали недостаточно, чтобы ты была убедительна. Перестань стараться, Ирина, и признайся, кто тебя отправил ко мне и с какой целью. Никто не будет тебя наказывать, повторяю: здесь ты в безопасности.
— В безопасности? При всем уважении, Великая мэза, в вашем городе я абсолютно точно не в безопасности. То, что вы со мной сделали тогда, когда меня к вам Распорядительница отправила, это не добро и не благодать. Вернули зрение, стерли с кожи шрамы и клеймо, но вынули из головы все мои мысли, вложив мэзавские, сделав озабоченной течной кошкой. Что это было? Что вы провернули со мной? Кто дал вам право?
— Ты забываешься, — холодно процедила Великая матерь.
— К счастью, нет, забытье мне не грозит. Почему вы, кстати, не спрашиваете, как я вернула себе свои мысли, вернула себе себя? Это вас не удивляет?
— Не удивляет. Рано или поздно благодать покидает человека.
— Благодать? Это по-другому называется.
— Не тебе судить.
— Почему это? Как гость из другого мира я как раз могу судить.
Верховная вздохнула и проговорила:
— Как ты упорствуешь в своей лжи…
— Потому что это правда. Меня не интересует, что вы здесь делаете с людьми и как их подчиняете, меня интересуют только врата. Я не требую у вас ключи, я просто хочу понять, как я здесь оказалась и как могу вернуться.
— Пройти в наш мир невозможно даже богу, не говоря уже об обычном человеке. Ты все-таки лжешь… не то время, не те врата… и ключ! Откуда бы они взяли ключ, и зачем?
— Я сама ничего не знаю, и пришла к вам, чтобы хоть что-то прояснить, — сказала я; я сильно расстроилась, поняв, что даже Великая матерь не знает, как я здесь оказалась и как мне вернуться. Получается, весь этот финт с фальшивой Тилией был зря…
Великая матерь начала ходить взад-вперед; выражение ее лица стало задумчивым.
— Вы обещали ответить на мои вопросы, — напомнила я, — так ответьте, какие именно ключи нужны? Может, они были при мне, когда я прошла через врата? Может, я открыла их сама, не заметив?
— Ключей всего два, — ответила Верховная. — Один в Мэзаве, другой в Ниэраде. Если бы ниэрадский ключ пропал, поднялось бы такое… нет, ты определенно лжешь. Чем ты можешь подтвердить истинность своих слов?
Я раскинула руки в сторону.
— Я и есть доказательство. Можете мне не верить, можете считать шпионкой, можете влезть в голову – тогда, кстати, убедитесь в правдивости моих слов, можете убить… но факт остается фактом – я из другого мира, и вы явно не все знаете о вратах. Либо какие-то из них работают не так, как надо, либо есть третий ключ.
Она испугалась. Я не только увидела это, я это почувствовала, потому что очень внимательно следила за тем, что и как она говорит, и перемену в ее настроении считала моментально.
Я воодушевилась и решила усилить давление.
— Либо меня сюда отправили боги, — добавила я. — Вы ведь не можете знать об их планах?
— Узнаю… — шепнула Верховная, и подняла руку, при этом показала два пальца.
Я шагнула к ней, а потом меня объял свет.
Когда я очнулась, то первой моей мыслью было: «Дура!». Ведь знала же, чувствовала, что все испорчу, если попытаюсь добраться до правды, знала, что если ошибусь, отвечать придется не только мне самой, но и Зену, Треду… Я и Распорядительницу подставила, она потеряет свою высокую должность. Дура, дура…
Определившись с тем, кто я есть, я приподняла голову и огляделась. Темно, свежо, ветер шумит в деревьях, под головой что-то мягкое, руки и ноги связаны, но деликатно – веревки в кожу не врезаются. Рядом сидит прислужник в белом.
Мы посмотрели друг другу в глаза.
— Церемония? — сипло спросила я.
Он кивнул.
Девицы! Дань! Боги!
Та-а-ак я и знала! Великая матерь не стала долго разбираться, кто я, просто решила передать богам, благо что Церемонии долго ждать не пришлось. С момента нашего разговора с Верховной я помнила мало: свет, тряска, дурнота… Нас определенно перевозили по воздуху, на гуи. Я пошевелилась, ища более удобное положение.
Бояться не надо, бояться плохо, надо лучше подумать, что со мной сделала Великая матерь. То, что я ничего не смогла ей внушить, не странно – думаю, люди с сильной волей и невосприимчивые вообще на такое не поддаются. Наверное, она действительно дочь той самой Ногланы, основавшей Мэзаву, и ее могущество заключается в технологиях, которые она получила от богов.
Вот, например, яркий свет в ее покоях, и тот странный запах. Это какие-то эффекты, лишающие людей сознания, какие-то приемы. Матерь пользуется помощью прислужников, им ведь она тот жест с двумя пальцами показала? У них наверняка есть какая-то защита от этих штучек, поэтому только они могут там находиться.
Моя беременность тоже не случайность. Мне внушили мэзавскую чушь про предназначение, оздоровили, поменяли гормональный фон, и, возможно, вызвали овуляцию, и скорее отправили ритуалиться. При этом заранее были готовы семеро мужчин, здоровых «быков-осеменителей». Как у них все ладно устроено! Как в таких условиях не залететь? Я, конечно, понимаю, у них мало женщин, и надо, чтобы каждая родила, но, черт возьми, какой цинизм! И зачем такие сложности с зачатием и ритуалами? Боги, кем бы они ни были, разве не могут помочь размножиться иным способом?
Чем больше я думала обо всем этом, тем сильнее злилась, и страх совсем отступил.
На время.
Когда раздался уже знакомый мне гул, я сначала обмерла, а потом зажмурилась. Мне казалось, он проходит сквозь меня, вызывая вибрацию во всем теле; так как я была связана, то не могла даже закрыть уши, мне оставалось только терпеть и ждать, когда же он стихнет. В момент, когда терпеть стало невыносимо, на самом пике воздействия, гул пропал.
Какое-то время я ничего не слышала и ничего не соображала, просто дышала. Затем стали пробиваться какие-то звуки… За мной пришли, стали развязывать веревки на руках и ногах. Открыв глаза, я увидела прислужников, тех самых, что вели меня к Великой матери, а потом и саму мэзу. Она снова была в белом, но в этот раз очень нарядном белом, и обвешана золотыми побрякушками; убойно пахло ритуальными благовониями. Склонившись, матерь некоторое время на меня смотрела, затем промолвила:
