Господи, зачем?
Голова кружится от того, что каждая деталь этого пространства кажется мне знакомой. Униформа сотрудников, таблички на дверях кабинетов, ухмылки санитаров, присматривающих за больными, сидящими в зале отдыха за стеклом.
- Последние дни она в стабильном состоянии, так что, думаю, можно попробовать. – Раздается мужской голос.
Я оборачиваюсь, вижу мужчину рядом с Ингрид и встаю.
- Линнея? – Он протягивает мне руку. – Ханс-Эрик Сван, лечащий врач Карин. Рад тебя видеть.
- Здравствуйте. – Жму его руку. – Я… Я могу с ней…
Слова жгут язык.
- Да, пройдемте.
Доктор Сван уводит нас по коридорам на второй этаж. Если на первом этаже было много пациентов в больничных пижамах, то тут абсолютно тихо. Все двери закрыты.
- Не думаю, что личный контакт в данный момент безопасен, - объясняет мужчина, - мы только снизили дозу медикаментов.
- О полной отмене не идет речи? – Интересуется Ингрид.
- В прошлый раз нам дорого это обошлось. – Он качает головой. – Санитар чуть не лишился глаза.
Я встаю на цыпочки, чтобы заглянуть в окошечко одной из дверей, но вижу лишь тень в углу палаты. Мне приходится ускорить шаг, чтобы нагнать Ингрид и доктора.
- Она не любит эти лекарства… Они притупляют чувства.
- Чрезмерно обостренные чувства вызывают галлюцинации и заставляют ее вести себя ужасающим образом, Ингрид. Не мне вам рассказывать, к чему это может в очередной раз привести.
- Да, понимаю.
Доктор Сван останавливается и оборачивается ко мне.
- Рекомендую вам, моя дорогая, не выказывать никаких эмоций. Хорошо? Слезы, причитания и крики могут расстроить больную.
Не успеваю я ответить, как за одной из дверей кто-то начинает орать дурниной. Точно маленький ребенок, у которого отобрали игрушку.
- Это София, - спокойно говорит мужчина и жестом подзывает санитара, - позаботьтесь о ней, пока не начала биться головой.
Тот кивает, удаляется и через мгновение возвращается уже с двумя помощниками и шприцом в руке.
- Вам не стоит это видеть, - улыбается доктор.
Когда троица врывается в одну из палат, мы уже движемся дальше по коридору.
- Ваша мать, Линнея, живет в выдуманном мире, чтобы вы понимали. Не расстраивайтесь, если она не отметит факт вашего присутствия. И не пугайтесь, если что-то пойдет не так, как вы ожидали.
За одной из дверей кто-то громко ругается, за другой – кто-то шипит. Или шепчет. У меня шея устает вертеться по сторонам. Кажется, что за каждой из этих дверей таится опасность.
- Последний ее психопатический эпизод многому научил нас, поэтому, давайте, начнем с того, что вы пообщаетесь с Карин на расстоянии, ладно? – Он подзывает к нам одного из скучающих на посту дежурных санитаров. – Стен!
Тот откладывает газету и подходит к нам.
- К госпоже Остлунд посетители, поможешь нам?
Тот оглядывает нас и коротко кивает.
- Сюда.
Мы подходим к одной из дверей. Стен сначала заглядывает в окошечко, затем уже вставляет в скважину ключ. Дверь открывается.
Доктор входит первым, за ним Стен, следом Ингрид и я.
При виде сидящей в углу на кровати женщины мои внутренности начинают сжиматься, кожу саднит еще больше, а легкие буквально воспламеняются от вдоха.
Она похожа на забитого зверька – почти не реагирует на наше появление. Черты лица заострены, взгляд устремлен в пустоту, кожа на тощих руках пересушена и сходит хлопьями.
- Здравствуй, Карин. – Говорит доктор. – К тебе тут пришли.
Я замираю у входа.
Заметив мое замешательство, в разговор решает вступить тетя.
- Карин, это я – Ингрид. Как ты?
Ноль эмоций.
Глаза женщины пусты. В резких чертах едва угадывается брюнетка с лучезарной улыбкой со старых фотографий.
- Не хочешь посмотреть, кто к тебе пришел? – Ингрид делает осторожный шаг.
Я вижу, как санитар останавливает ее осторожным жестом.
Карин дергает головой, будто не расслышала, а затем начинает гримасничать.
Мои руки сводит дрожью. Я делаю глоток воздуха – такой большой, будто выныриваю из воды. Сердце разгоняется, и в памяти всплывает острое, холодное лезвие ножа, касающегося моей кожи.
- Карин, здесь твоя дочь. – Говорит тетя. – Взгляни на нее. Это Нея. Посмотри, как она выросла, какой красавицей стала.
Что-то в лице больной меняется. Взгляд проясняется, словно по щелчку.
Она медленно поворачивается. Часто-часто моргает. И вдруг перестает моргать совсем – сразу, как замечает меня. Ее темные зрачки расширяются, захватывая почти всю радужку.
Я слышу, как учащается ее дыхание.
Вижу, как уголков губ касается легкая полуулыбка.
- Кажется, она понимает. – Замечает тетя, перехватив ее взгляд. – Я рада, Карин, что ты сегодня хорошо себя чувствуешь. – Добавляет она.
Карин опускает ноги на пол и осторожно встает.
Я вижу, как напрягаются доктор и санитар, но мое дыхание почти приходит в норму, ведь тепло в глазах матери заставляет меня поверить в то, что лечение пошло ей на пользу. Все не так плохо, как убеждала меня Ингрид. Мы все это время могли нормально общаться. Зачем было лишать меня этого?
- Ты? – Хрипло спрашивает она.
Ее голос скрипит, как петли старой двери. Видимо, женщина долго молчала, находясь тут одна взаперти.
- Здравствуйте. – Отвечаю я.
Карин делает шаг, еще шаг. Ее лицо озаряется подобием осмысленной улыбки.
- Я. – Подтверждаю.
- Ты… - Выдыхает она с облегчением.
Протягивает ко мне руки, и я чувствую, как по моей щеке скатывается слеза.
- Она тебя узнала, - прикладывает ладонь к сердцу Ингрид. – Узнала…
Но в этот момент Карин словно срывается с цепи.
- Ты-ы-ы-ы-ы!!! – Вдруг начинает вопить она.
И с этим безумным криком, оскалившись, бросается на меня, весом своего тела сбивает с ног и вцепляется руками в шею.
43
- Сделать тебе чай? – Спрашивает Ингрид, когда мы вваливаемся в дом далеко за полночь.
- Ничего не хочу, - отзываюсь я.
Наступаю на задники кроссовок, избавляюсь от обуви и сразу отправляюсь наверх.
- Может, поговорим?
- Нет!
Поднявшись в комнату, я запираю дверь.
Яростным рывком задергиваю занавески, швыряю на тумбочку телефон и падаю прямо в одежде на кровать. Оставшихся сил хватает только на то, чтобы снять с талии ленту и вплести ее в волосы.
