«Это я, — подумал он, — тот, маленький, это же я!»
Нахлынули слабость и тревога, картинка в зеркале манила его, как будто звала слиться с его собственным отражением. Врата памяти распахнулись, и старые, запретные воспоминания о прошедшем и родном выплеснулись на него, и он закричал, желая, чтобы они исчезли, но было поздно. Как будто кто-то держал его, не позволяя вырваться, и на ухо нашептывал то, чего он не хотел знать.
Люди, отец, сын, железная дорога, Земля, первый найденный трилобит. Воспоминания безжалостно заполняли его, то разумное силовое поле, которым он стал, в результате эволюции или какого-то эксперимента, — силовое поле, до этой минуты казавшееся таким надежным и безопасным.
На его отце был старый свитер, протершийся на локтях, и поношенные черные брюки, растянувшиеся на коленях. Он курил старенькую трубку с обуглившейся по краям чашей и изгрызенным мундштуком и с интересом наблюдал, как мальчик очень аккуратно извлекает из породы кусок камня с отпечатком древнего животного.
Тут изображение зарябило и погасло, и он присел (?) на край кратера с мертвым зеркалом в чаше, не отражавшим ничего, кроме синих и красных бликов двух солнц.
«Теперь я знаю», — подумал он.
Он не знал, кто он сейчас, но знал, кем был когда-то, — существом, которое ходило на двух ногах, с телом и руками, с головой, глазами и ртом, и когда он нашел своего первого трилобита, этот рот вскрикнул от восторга. Существом, которое несло себя слишком гордо и самоуверенно — хотя, в отличие от него теперешнего, не было защищено от любой опасности.
Интересно, как он изменился, как перестал быть таким хрупким и беззащитным?
«Может, я умер?» — подумал он и поразился мысли о смерти, она была для него внове. Смерть — это конец, а ведь у него не было конца, никогда не будет; то, чем он был, разум, заключенный в силовое поле, могло существовать вечно. Но до этого, в процессе его личной эволюции или создания, мог ли он умереть? Должен ли человек умереть, чтобы стать таким, как он?
Он сидел на краю кратера и знал о планете все — ее красный песок, желтое небо, зелено-фиолетовые растения, журчание жидкости в ручьях, красное и синее солнца и тени от них, известняк, окаменелости и то существо, которое взметало в воздух песок.
Но было что-то еще, и при мысли об этом его захлестнул панический страх. Он не знал страха — не мог его знать, потому что был защищен от всего, неприкасаем, он, наверное, мог без труда проникнуть в самый центр солнца. К нему нельзя прикоснуться, ему нельзя навредить.
Но теперь все изменилось, что-то пробило его защиту. Что-то вырвало из него старые воспоминания, показало их ему. Здесь, на этой планете, было нечто, перед чем он был уязвим, нечто, способное залезть внутрь его и вытащить оттуда то, о чем он и сам не подозревает.
«Кто ты такой?» — выкрикнул он, и призрачное эхо пробежало по земле, в насмешку возвращая ему его собственные слова: «Кто ты такой? Кто ты такой?» Все тише и тише, и другого ответа он не получил.
Нечто могло себе позволить не отвечать ему. Ему не было нужды отвечать. Нечто могло самодовольно молчать, пока он надрывался и ждал, не покажет ли оно ему другие воспоминания, то ли преследуя какую-то загадочную цель, то ли просто чтобы посмеяться над ним.
Он больше не чувствовал себя в безопасности. Он стал уязвим. Беззащитен перед этим существом, которое с помощью зеркала показало ему, как он слаб.
Он закричал снова, обращаясь на этот раз к своим сородичам, которые послали его сюда.
«Заберите меня! Я беззащитен! Спасите!»
Тишина.
«Я работал на вас! Я собирал для вас информацию! Я честно выполнял свою работу — вы должны меня спасти!»
Тишина.
«Прошу!»
Тишина.
Тишина — и даже хуже, чем тишина. Не просто тишина, но пустота, отсутствие, вакуум.
Понимание тяжким грузом свалилось на него. Они его бросили, оборвали все связи с ним — и оставили его дрейфовать в неизведанном космосе. Они отвернулись от него, и теперь он остался без защиты, совсем один.
Они знали, что случилось. Они знали всё, что с ним происходило, ведь они постоянно за ним следили и знали всё, что знал он. Они почувствовали опасность, возможно, еще раньше его. Они поняли, что в опасности не только он, но и они тоже. Если что-то проникло сквозь его защиту, оно может отследить канал связи и добраться до них самих. Поэтому канал перекрыли — раз и навсегда. Они не хотели рисковать. Они постоянно ему повторяли: «Тебя не должны обнаружить, никто не должен подозревать о твоем существовании. Ты не должен себя выдать!»
«Никто не должен узнать про нас».
Холодные, черствые, безразличные. И напуганные. Напуганные, быть может, сильнее, чем он сам. Потому что теперь они знали: во Вселенной существует нечто, способное заметить бесплотного наблюдателя, их посланника. Они никогда не отправят другого (да и есть ли он, другой?), потому что все время будут бояться. Но еще сильнее они будут бояться того, что недостаточно быстро перекрыли канал связи, что существо, которое обнаружило наблюдателя, уже вышло на след.
Будут бояться за свои тела и доходы.
«Нет, не за тела, — сказал голос внутри его. — Не биологические тела. Ни у одного представителя твоего вида больше нет тел…»
«Но кто они тогда?» — спросил он.
«Они — продолжение тел, и они выполняют задачу, которую им дали те, у кого были тела, — давным-давно. Они выполняют ее бездумно, бесцельно, хоть и помнят, что была какая-то цель».
«Кто ты? — спросил он. — Откуда ты все это знаешь? Что ты сделаешь со мной?»
«Я похож на тебя, — ответил голос, — и вместе с тем не похож. Ты можешь стать таким, как я. Теперь ты свободен».
«Но у меня ничего нет…» — сказал он.
«У тебя есть ты, — возразил голос. — Разве этого мало?»
«А разве нет?» — спросил он.
Но ответ был не нужен.
Ведь «я» было основой жизни, квинтэссенцией. Общественные институты, культура, экономика были лишь средством выражения этого «я». У него не было ничего, кроме «я», и «я» принадлежало ему. Больше он ни в чем не нуждался.
«Спасибо тебе», — сказал он, последний человек во Вселенной.
Рыцари убойных новостей из Трейл-Сити
Перевод С. Удалина
Скатертью дорога, или земля пухом!
Редактор «Трейл-Сити трибьюн» Морган Карсон умел с первого взгляда распознавать неприятности… и сейчас неприятности направлялись через улицу к его двери.
Поодиночке и Джексона Куинна, единственного в городе адвоката, и банкира Роджера Делавана можно было бы счесть обычными посетителями, зашедшими приятно провести время. Но раз они собрались вместе, значит в воздухе запахло жареным.
Печатник Джейк притопал из задней комнаты с верстаткой в руке и бутылкой в кармане брюк, подпрыгивавшей на каждом шагу. Лицо его было перемазано типографской краской.
