Мы с Лиззи уехали в колледж через несколько минут. Нас буквально выставили за дверь. Диана клюнула нас обеих в щеки и, отделавшись срочными делами, ушла в дом. Элизабет недоуменно смотрела то на перевязанную синей лентой коробку с шоколадным тортом, то на закрытую дверь огромного дома.
— Итак, — задумчиво сказала она, — мы едем в пансион.
— Именно, — подтвердила я.
— Тебе не кажется, что мои родители чего-то недоговаривают? — поправила она ленту на коробке. — И что самое неприятное, делают это вдвоем.
Я рассмеялась глухо и немного нервно, а потом ответила:
— Что ты, Лиззи, как такое возможно?
— И ты туда же, — печально вздохнула подруга, и мы уселись в автомобиль.
Водитель отъехал от резных ворот особняка Холдов, оставляя резиденцию маршала и его семьи вместе с их тайнами и недомолвками далеко позади. Элизабет что-то недовольно бурчала себе под нос, я смотрела на изящный профиль подруги и ловила себя на странной мысли.
До конца нашего обучения оставалось полгода, и эти полгода — последние месяцы нашей с Лиззи свободы, если бы понятие «свобода» можно было к нам применить.
Глава 7
Время летело неумолимо. Зима теряла позиции, впрочем, разве можно было назвать зимой это недоразумение? Дождь, ветер, серое небо, да цветущие розы в саду колледжа.
Весна пришла незаметно. Как-то утром мы вышли на улицу ради очередной пробежки, подняли глаза и увидели ясное синее небо без единого облачка.
До получения нами дипломов оставалось несколько недель. До представления ко двору императора и того меньше.
Все эти месяцы я ждала звонков от родителей. Каждый вечер приходила в приемную директрисы и гипнотизировала телефон, на который изредка звонили воспитанницам пансионата, но не мне.
И уверенность, что это молчание не беспричинно, крепла день ото дня.
Ужин давно закончился, я сидела в высоком кресле секретаря и листала толстую книгу. Надо сказать, весьма и весьма увлекательную, пусть и написанную сухим языком. Это был «Свод имперских законов».
— Всё сидишь? — заглянула в приемную Лиззи и покосилась на пустой стол секретаря.
Госпожа Эмилия без опаски оставляла меня в кабинете одну и даже позволяла пользоваться её креслом. Полагаю, жалела.
— Сижу, — подтвердила я.
— Мама передала нам каталоги.
Я выгнула бровь.
— В качестве исключения. Администрация знает, что мы приглашены на Весенний бал. Но я пришла не за тем, чтобы срочно приступить к разглядыванию моделей. Там телеграмма. Для тебя.
Я вскочила на ноги. Талмуд свалился с колен.
— Спокойно, она здесь, — рассмеялась подруга и протянула мне вожделенный клочок бумаги.
«Я поступил в столичную военную академию. Маршал обещал, что весной решится вопрос с запретом на выезд. Люблю тебя. Ральф»
Ни строчки о родителях, ни слова о Рэндольфе, с которым они были неразлучны с самого рождения. И напоминание о просьбе к Александру, которую вложил в мою голову старший Холд.
— Алиана, что с тобой, тебе плохо?! — взволнованно вскрикнула Элизабет.
— Нет, — покачала я головой.
Плохо мне не было с самой зимы, с обморока в вишневой гостиной особняка Холдов. Я даже физической культурой эти полгода занималась наравне со всеми. Госпожа Клаус была крайне довольна мной и моими успехами.
— Ты читала? — глазами показала я на лист бумаги в моих руках.
— Взглянула, — кивнула Лиззи. — Твой брат скоро приедет в столицу, и вы сможете встретиться! Разве это не здорово?
— Очень здорово, — подтвердила я. — Просто великолепно! — счастливо улыбнулась.
Почти так же великолепно, как манипуляция мною господином Холдом. Мне не оставалось никакой возможности избежать беседы с Александром. Впрочем, у меня не было выбора и до телеграммы Ральфа. Скорая встреча с братом была лишь еще одним доводом в пользу идеи маршала.
Меня собирались использовать, не нужно быть гением, чтобы это понять.
И пусть. Если это поможет моей семье.
Но поможет ли?
— Думаю, звонка можно уже не ждать, — я подняла книгу с пола и вернула её, откуда взяла — на стеллаж справа от стола секретаря.
— Что это ты читаешь? — удивилась подруга. — Я думала это библиотечная книга.
Сердце сжалось от неприятной мысли. С тех самых пор, как я приехала в столицу, вся моя жизнь проходит под непрестанным наблюдением Холдов. С кем дружу, с кем говорю, и даже то, что я читаю, всё известно Лиззи.
Элизабет Холд.
— Из библиотеки, конечно, — я лукаво подмигнула подруге. — Завтра верну, а сейчас пойдем лучше выбирать платья! Мне нужно предстать на балу в лучшем виде. Вряд ли император прислушается к словам оборванки.
— Это точно, — хихикнула Лиззи.
Холод сковал сердце. Она не удивилась моим словам, как будто знала о прошении к императору.
Только я ничего ей не говорила.
— А как же кабинет? — нахмурилась Лиззи, бросая быстрый взгляд на поставленную мной книгу.
— А мы захлопнем дверь, — я подхватила её под руку и быстро вывела из кабинета.
— Ты какая-то загадочная сегодня, — потерла лоб подруга.
— Это весна, — доверительно шепнула ей я. — Женщина я или кто, в конце концов. Осенью мне исполнится двадцать, а я еще ни разу не целовалась! Непорядок.
— И правда, — покачала головой подруга. — И я в общем-то тоже.
— Вот на балу мы это досадное упущение и исправим, — я задвигала бровями.
Лиззи резко остановилась и взволнованно посмотрела на меня.
— Не шути с этим, Ана, — растерянно пробормотала она.
— Почему? — удивилась я.
Лиззи опустила глаза, а потом сказала:
— Ты ведь Холд. Это непозволительно.
Я была уверена, что эта причина была придумана ей только что, но ответила:
— Ладно, но помечтать то ведь можно.
— Не стоит, — тихо заметила Элизабет, неуловимо напомнив отца и брата одновременно.
— Как скажешь, — я беспечно пожала плечами.
— Вот найдет тебе папа жениха, и мечтай на здоровье, — вновь вернулась подруга к шутливому тону. — А пока не надо. Еще ошибешься, и случайно начнешь о моем женихе мечтать. Как мы тогда будем дружить дальше?
— А в твоих словах и впрямь есть рациональное зерно, — серьезно согласилась я. — Договорились!
Вопрос о нашей дружбе, будущей и настоящей, похоже, волновал не только меня.
За три дня до императорского бала госпожа Диана прислала за нами с Элизабет автомобиль. Весна окончательно вступила в свои права. Всё вокруг цвело яркими красками. Померанцы, плотными рядами посаженные вдоль дорог, умопомрачительно пахли. Птицы горланили о любви, а я смотрела в окно и пила вот уже третью таблетку обезболивающего. Хорошо, догадалась попросить их с собой в медицинском кабинете. Жаль только, они не помогали.