— Благодарю, — я присела в реверансе.
Меня не беспокоила репутация. Чему там страдать после недавнего танца с императором? Меня пугал Юрий и его внимание.
Всё в нем было слишком. Слишком красив, слишком осведомлен. Даже больше, чем отец.
И его интерес ко мне тоже, слишком.
Галерея казалась бесконечно длинной. Высокий потолок разительно контрастировал с нешироким помещением, зрительно делая его еще более узким. Со стен на нас смотрел Александр, Анна, Юрий и другие члены императорской семьи.
Мы остановились напротив одной из картин. Это была батальная сцена. Юный Александр стоял на холме и следил за идущим внизу сражением. Империя брала желаемое мощью. Судя по пейзажу, перед нами было покорение Северных земель.
Я внимательно вгляделась в полотно, выхватывая мелкие детали. Павшие в бою воины, искаженные мукой лица, раны и кровь. Художник был столь талантлив, что я почти слышала отчаянные крики северян, идущих на верную смерть.
«Холодно. Было очень холодно», — задрожала я, проваливаясь в картину. Грохот, боль, смерть. Безумие.
Красные брызги на белом снегу кружили голову. Горячие капли стыли в полете и почти сразу превращались в лёд.
«Сила! Сила! Сила!» — застучало в ушах.
Прикосновение Юрия неожиданно резко вернуло меня во дворец.
Он ладонью провел по моей руке, от плеча к локтю и сказал:
— Никогда не думал, что женщину может заинтересовать война. Но вы ведь не обычная женщина, не так ли, Алиана?
Я отступила на шаг и ответила:
— Вам виднее, ваше высочество.
Свет мигнул, а затем погас. В высоких окнах задрожали стекла, а затем с пронзительным звоном рухнули вниз, разбиваясь на тысячи осколков. Раздался громкий хлопок. Заорала сирена. Я оглохла, ослепла и закрыла голову руками. Кто-то снес меня на пол, телом закрывая от неизвестной опасности. Я больно ударилась головой. Сверху валилась гипсовая штукатурка.
Холодный металл неприятно впивался в спину. Едкий дым раздирал легкие. Я закашлялась. Чужая рука приподняла мою голову, прижимая к груди.
«Почему гвардеец в черном?» — недоуменно подумала я, утыкаясь в темную мягкую ткань на мужской груди.
Куртка его была порвана, из рассеченной руки, которой он крепко держал меня, торчал осколок стекла.
У меня зазвенело в ушах, но, кажется, больше ничего не взрывалось и не орало. Спасший меня мужчина ослабил хватку, я смогла повернуть голову.
Я бредила.
Похоже, меня контузило взрывом.
Закрыла глаза дрожащими руками, но когда отняла их от лица — ничего не изменилось.
Господин Николас Холд-младший, в своей идиотской кофте с глубоким капюшоном, откатился от меня, привстал на локти, зашипел от боли и вытащил стекло из раны.
Длинные волосы его, как обычно, закрывали лицо, но даже под ними я смогла разглядеть огромную шишку.
Звуки доходили до меня будто сквозь вату. Я присела, потянулась к Никки и аккуратно отвела длинные пряди от его лба. Легонько коснулась ссадины. Это совершенно точно была галлюцинация, потому что Николас не сбросил мою руку, а только поморщился и поднял на меня глаза.
Я с интересом вгляделась в его лицо. Он был очень похож на Лиззи, только как будто на несколько тонов светлей и, как это ни странно, изящней.
— Какой ты красивый, — подумала я.
— Спасибо, — изобразила улыбку галлюцинация и взяла меня за запястье, проверяя пульс.
Рядом протяжно застонал Юрий. Николас положил руку мне на голову, из ушей тут же ушел звон. Восприятие полностью вернулось ко мне.
— Юрий! — в ужасе воскликнула я, оглядывая зал, а вернее то, что от него осталось.
Наследник Александра истекал кровью, и дело было даже не в осколках. В него стреляли. Его мундир был в крови, пуля, кажется, попала ему в плечо. Мужчина потерял сознание, но грудная клетка его вздымалась.
Слава богу, жив! Пока жив.
Вход с балкона был завален, но с противоположной стороны к нам уже бежали гвардейцы.
— Ты не поможешь ему? — спросила я Николаса, от шока даже не задумываясь о том, как он в принципе очутился во дворце.
— Юрию? — Никки откинул челку с лица и с хрустом размял шею. — Зачем?
Время — загадочная величина. Имеет меру, но то утекает сквозь пальцы, будто вода, то замирает, и единственный миг кажется бесконечно долгим.
Я уставилась на свои руки, пытаясь найти достаточно серьезные для Николаса доводы, помочь раненому. Милосердие и помощь ближнему были отринуты мною как несостоятельные. Смысл, который общество вкладывало в эти понятия, мог быть в корне отличен от понимания его младшим Холдом.
Пальцы мои были в крови. То ли Юрия, то ли Николаса, как теперь поймешь, да и какая, в сущности, разница?
Белая пыль застыла в воздухе, не спеша оседать на пол. Сама не знаю зачем, но я поднесла руку к глазам.
«Сила. Сила. Сила», — зашелестели голоса.
— Алиана, нет! — крикнул Никки, а я лизнула чужую кровь.
Дворец исчез. Исчез Юрий, и Николас то проявлялся, то исчезал, двумерный, как статичная картинка. Я стояла в Эдинбурге, рядом с нашей крепостью, на той самой поляне, куда вел ход из семейной усыпальницы Бонков.
— Ана? — позвал меня, кажется, Рэн.
Я обернулась и увидела брата. Он стоял у самого леса, спиной опираясь на мощный ствол корабельной сосны.
— Рэндольф! — воскликнула я и побежала к нему.
— Стой, Алиана! — крикнул Никки.
Я остановилась, то ли от неожиданности, то ли потому, что ярость в его голосе, больно хлестнула меня. Посмотрела на младшего Холда. Он больше не был картинкой, но движения его по-прежнему были замедленны, на губах застыло мое имя, волосы не трогал ветер.
— Он прав. Тебе нельзя сюда, — вдруг сказал Рэндольф. — Ана, тебе нельзя в Эдинбург! — он выставил вперед руки, запрещая мне приближаться к нему.
— Но почему? — слезы текли по моим щекам.
Я смотрела на брата, а он отводил глаза. Он был совсем такой, каким я его запомнила. Щуплый голенастый мальчишка, с белыми, словно снег волосами. Но это почему-то не удивляло меня.
— Почему ты один, где Ральф?
Рэн вышел из тени дерева, а потом поднял на меня взгляд. Черная бездна клубилась на месте голубых глаз моего брата.
Ужас сковал тело. Я не могла сделать и вдох, и даже сердце моё, кажется, перестало биться.
— Ральф жив, сестренка, — тоскливо улыбнулось чудовище. — И ты — живи.
Никки схватил меня за талию и прижал к себе.
— Выходи, немедленно! — сказал он мне прямо в ухо.
