Тяжелая и какая-то тягучая злость заполняла меня изнутри, придавая сил и решимости немедленно выяснить, какую роль в своих хитроумных планах уготовил мне старший Холд.
Если один из Николасов отговаривается моей неспособностью понять, может быть, второй соизволит хоть что-то прояснить.
— Ана, подожди! — крикнул мне вслед Никки, но я не обернулась. Вошла в дом. Господин Николас стоял ко мне спиной и говорил что-то горничной. Девушка заметила меня, вежливо присела передо мной в реверансе.
— Господин Николас! — окликнула я старшего Холда.
Он удивленно посмотрел в мою сторону.
— Ничего не хотите мне объяснить?
Маршал тяжело вздохнул, отпустил горничную взмахом руки. Окинул меня равнодушным взглядом и сказал:
— У меня нет ни времени, ни желания, объяснять что-то истеричному подростку в период гормональной бури, Алиана. Я заботился о тебе все эти годы, не обижал ни словом, ни делом. Я никогда не делал разницы между тобой и Элизабет и уделял вам одинаковое внимание. И что я получаю? Претензии и требования?
Гормональная буря?!
Я поджала губы. Действительно, подарок, а не опекун!
Не обижал, кормил, поил, одевал, дорого в общем-то одевал, и действительно заботился. Вспомнить хотя бы ночной медицинский осмотр после обморока в поместье — он лично забирал меня из больницы. Организация встречи с Ральфом, безупречная вежливость и неизменная улыбка.
Настоящий филантроп!
— Увольте меня от такого общения, юная госпожа. Подрастите хотя бы до своих платьев, — закончил он свою отповедь очередной словесной пощечиной.
— Издеваетесь? — я зашипела.
— Не смею, — искривил он губы и сделал шаг в сторону жилой части дома, обходя меня на достаточно большом расстоянии, чтобы не задеть.
Я устало потерла глаза. Силы покинули меня вместе с уходом Холда, но злость и отчаяние никуда не делись. Почувствовала движение сзади. Обернулась. Никки, нахмурившись, стоял рядом со мной.
— Зачем ты пришел? — процедила я. — Тоже станешь рассказывать о моих гормонах?
Холд-младший медленно выдохнул и разжал кулаки.
— Еще несколько часов, и у тебя начнется новый приступ. Никакие лекарства не смогут тебе помочь. Только я. Не запрещай мне себя лечить.
Я зло рассмеялась, вспомнив недавнюю помощь господина Холда. Кровь прилила к щекам.
Гормональная буря! Что он имел ввиду? Не мою ли слишком острую реакцию на его прикосновения?
Реакцию, которую я не сумела скрыть…
— Какое благородство, — сложила руки на груди. — Интересно только, с чем связано это настойчивое желание помочь мне, а, господин Холд?
Никки поджал губы, мотнул головой.
— Откуда ты знаешь, что будет через несколько часов? Что тебе известно о моих приступах? Что ты хочешь от меня за свою помощь?
Он посмотрел на меня исподлобья. В точности повторил мой недавний жест, скрестив руки на груди и ответил:
— Ты же всё видела. Видела, что делает с тобой ваш лес! Чертов проклятый лес, — не сдерживаясь, зло выругался он.
Я вспомнила как по-хозяйски клубилась тьма под моей кожей и пошатнулась. Никки бросился мне на помощь, я остановила его взмахом руки.
— Лес? — переспросила я.
Почему лес? Разве может темнота быть связана с лесом? Мозг отчаянно анализировал информацию и не мог справится с задачей. Как пара тысяч елок могут превратиться в жидкую бездну? Даже если шепот в моей голове принадлежит легендарному духу Эдинбурга, какое отношение это имеет к Холдам?!
— Или то, что в нем живет, — недовольно ответил Никки.
Как же я устала от этих загадок. Бесконечных недомолвок и тайн!
— А тебе что с того? — пытливо взглянула в его глаза. — Какое вам дело до больной девочки из проклятого леса?
— Ты нужна нам.
— Какого черта?! — с трудом сдержалась, чтобы не встряхнуть его, хоть это было не так и просто с его нынешней комплекцией.
— Мы на пороге перемен, — серьезно сказал Никки. — Наши технологии давно перестали быть секретом для союзников, а значит, и врагов. Наша армия — всего лишь биомасса, пусть и хорошо обученных солдат. Император всё еще силен, но его преемник слаб, и не сможет удержать власть. Покушение на его жизнь, успешное покушение — ярче всего подтверждает это.
Я жадно слушала Никки, с каждым новым словом мне становилось все более жутко. От того, как легко этот мальчик давал страшные прогнозы. От неприкрытого цинизма, которого в принципе не должно быть у ребенка. От информации, явно не предназначенной для обывателей вроде меня.
— Уже сейчас самые влиятельные лица империи заключают между собой предварительные договоренности о будущем переделе власти, — продолжил Никки, не давая мне собраться с мыслями. — Уже сейчас, прямо под носом безопасников, организуются новые антимонархические движения. Очень скоро империя развалится на множество крошечных государств, которые станут лакомыми кусочками для остальных членов Союза Большой Пятерки. Нас ждет новая война, и дай бог, если она не продлится слишком долго.
Как же странно слышать подобные речи из уст почти ребенка.
— Даже если это так, что в этой ситуации могу сделать я?
— Ты можешь помочь Александру принять верное решение. Если он передаст власть моему отцу, у империи останется шанс.
— Я? — улыбнулась такому странному выводу. — Император и видеть меня не желает, Николас.
— Император не может не желать тебя видеть, — улыбнулся мне Никки в ответ. — Запрет на выезд Бонков был нужен не для того, чтобы наказать вас.
Я вспомнила короткий разговор с Александром, его интерес ко мне и моему происхождению. Странный неожиданный поцелуй Юрия.
Один был влюблен в мою мать, а второй резко воспылал чувствами ко мне? Любовь с первого взгляда, как в любимых романах Лиззи?
Несусветная глупость!
Судя по Холду-старшему, я в принципе не уверена, что обличенные реальной властью мужчины способны любить.
Разве что эту самую власть.
— А для чего? — нервно дернула плечом.
— Нам доподлинно известно, что до войны с севером и присоединением Эдинбурга, Александр был обычным человеком. Удачливым, сильным, гениальным. Но человеком.
— А потом?
— А потом вдруг стал магом, — развел Никки руками.
Магом…
От обилия информации у меня разболелась голова.
— Оставил Эдинбург фактически автономным, запретил имперцам посещать лес без особых на то причин. Женился на северянке и умолял её младшую названную сестру покинуть Эдинбург вместе с Анной.
— Влюбился? — растерянно спросила я.
