Врач в пансионе разводила руками, мои анализы были в относительной норме, и никаких идей на счет моего недуга у нашего медика не было. Я же, как это свойственно всем молодым и практически здоровым, не зацикливалась на проблеме.
Ну болит иногда живот, так не каждый же день, правда?
В поместье была суета. Маршал привез с собой слуг. Судя по их количеству, столичный особняк Холд размерами превышал поместье в несколько раз. Людей было непривычно много. Сам хозяин встречать дочь не вышел. Не потому что не любил Лиззи, нет. У него был гость, и они обсуждали что-то важное в закрытом изнутри кабинете. Это сообщил нам незнакомый слуга — пожилой мужчина приятной наружности.
— Спасибо … — только и смогла сказать Лиззи в ответ на исчерпывающую информацию.
— Кристос, — подсказал мужчина. — Я служу дворецким в доме вашего отца, юная госпожа.
Никки, конечно, тоже не вышел встречать нас. Но к этому-то мы давно привыкли. Он всегда появлялся рядом неожиданно. Раз, и он уже тут. Давным-давно сидит в самом дальнем углу комнаты и что-то чертит в большом блокноте. Как-то раз я заглянула ему через плечо, уж очень сосредоточенно он выводил карандашом надписи, а потом усиленно чиркал.
Заглянула. Ничего не поняла среди множества цифр, неизвестных мне символов и странных картинок. Тогда я еще не знала о неординарном уме младшего Холда, и увиденное поразило меня.
В этом черно-белом хаосе линий, лишь слепой не увидел бы идеального порядка нечеловеческой логики.
Диана убрала мои волосы в высокий пышный пучок, Лиззи блистала кудряшками. Мы обе были хороши, обе знали об этом и обе не могли дождаться вечера, чтобы как следует в этом убедиться.
До самого вечера господин Николас не покидал кабинета. Мы уже ставили ставки на личность его загадочного собеседника. От самого императора, до старого ректора имперской военной академии. Вдруг папа решил попросить того присмотреть для дочери кого поприличней? А может, и мне чего перепадет?
Каково же было моё удивление, когда вечером вместе с маршалом в столовую вошел мой отец.
— Папа? — не поверила я своим глазам.
— Здравствуй, дочка, — вымученно улыбнулся он и одними губами добавил, — потом.
До праздника оставались считанные минуты, я сидела как на иголках и не сводила взгляда с отца — боялась, что он исчезнет, так ничего и не объяснив. Когда стрелки часов пробили без четверти восемь, он спешно засобирался. Я выскочила из — за стола и бросилась за ним. Господин Николас схватил меня за руку:
— Никаких глупостей, — сказал он и чуть сильнее сжал пальцы.
Я будто очнулась. С того момента, как вошел маршал, я не удосужилась даже взглянуть в его сторону. Испуганно дернулась и с ужасом поняла, как близко находится ко мне его лицо. Пушистые, загнутые ресницы, сеточка мелких морщин в уголках светло — карих глаз и я, застывшая в их отражении.
Страх парализовал меня. Кивок дался с таким трудом, будто бы для этого мне пришлось подчинять чужое, а не собственное тело. Холд отпустил мою руку и с неудовольствием посмотрел на уже явственно проступающие отметины на коже. Я спрятала ладонь за спиной. Как будто была виновата в его несдержанности.
— Папа? — чуть слышно прошептала Лиззи.
— Пять минут, — сухо бросил господин Николас и отвернулся.
Мне не нужно было напоминаний, я побежала за отцом. В дверях налетела на Никки, чуть его не свалив. Плечом задела косяк, наверняка поставив новых синяков, и даже не извинилась перед мальчишкой за невольный контакт. Доза успокоительного — и он будет в норме. Сможет запереться во время приема, ссылаясь на это происшествие, и Холд-старший не откажет ему.
Никки никто никогда не отказывал.
«Зато накажет за сорванные планы тебя. С чего бы ему вздумалось устраивать это мероприятие? Вряд ли причина кроется в сватовстве Лиззи. Показать политикам сына — вот чего он хотел», — поняла я.
Отец ждал меня у автомобиля. Я сбежала со ступеней и очутилась в родных объятьях. Набросилась на него с поцелуями, а он целовал в ответ, гладил меня по голове и причитал, что его девочка стала совсем взрослой без него.
— Что происходит, папа? — наконец оторвались мы друг от друга.
— Господин Бонк, — водитель Холдов постучал по циферблату.
— Тебе нельзя в Эдинбург, — серьезно сказал отец. — Не знаю, сколько это продлится, но пока ты будешь жить в этой семье.
— Почему?
Он лишь помотал головой.
— Храни тебя Господь, дочка, — крепко обнял на прощанье и сел в машину.
Автомобиль сдвинулся с места. Я смотрела ему вслед и обняла себя руками, пытаясь согреться. Кто-то набросил мне на плечи пиджак. Дразнящий аромат дорогого одеколона, смешанный с запахом табака и другим, еле уловимым. Мужским.
— Добро пожаловать в семью, — тонко улыбнулся маршал и вернулся в дом.
Я стояла на улице до тех пор, пока первые гости не стали съезжаться к поместью. Почти такой же, как и у хозяев, автомобиль медленно двигался по дорожке из гравия. Оттуда вышла пожилая пара, а следом молодой человек, лет двадцати пяти на вид. Вероятно, супруги, они прошли к входу в дом, с удивлением покосившись и на мой наряд, и на совершенно отсутствующий взгляд.
Да только мне было все равно. В голове билась лишь одна мысль, почему я была настолько слепа? Почему все эти годы принимала нелепые отговорки об отсутствии денег, почему ни Лиззи, ни Диана, никогда не предлагали мне оплатить билет? Ведь каждая безделушка, каждое платье, которые я получала от них в огромных количествах, превышали стоимость поездки до Эдинбурга во много раз.
— Добрый вечер, — кто-то вежливо поздоровался со мной.
— Добрый, — машинально ответила, по-прежнему глядя в одну точку.
— В этом доме весьма радушно встречают гостей, — с легкой иронией в голосе продолжил навязчивый собеседник.
Я пожала плечами.
— Вы простудитесь, — сказал он мне. — Маршал будет недоволен. Да и я не прощу себе, что не доглядел за вами.
Мужчина оказался настойчив, что было сейчас совсем некстати. Конечно, я давно догадалась, что говорила с гостем. Симпатичный молодой человек, из тех, которых как будто бы когда-то встречал. Темноволосый, темноглазый, с россыпью веснушек на носу.
«Мило», — решила я.
— Окажите мне честь станцевать с вами? — вдруг спросил он. — Не зря же мы явились первыми, надо снимать пенки! — весело рассмеялся мужчина и подал мне руку.
Я не смогла не улыбнуться в ответ.
— Меня зовут Эдриан Слоун, — представился он, внимательно разглядывая моё лицо. — Знаете, я ведь не хотел ехать. И впервые в жизни рад, что поддался уговорам маменьки — вы прекрасны, Элизабет.
Мы вошли в особняк. Я скинула пиджак господина Николаса, подала вещь тут же подоспевшему слуге и повернулась к Слоуну.
