— Вкусно? — вкрадчиво шепнул мужчина.
А в глубине его темных глаз, наверняка, мерцает огонь. Притягательный и жестокий, как его хозяин.
— Очень, — почему-то тоже прошептала я. — Хотите попробовать?
— Да, Ани, — он впервые назвал меня домашним именем.
У меня перехватило дыхание и от этого «да», и от его обращения, и от понимания, что он все еще крепко удерживает мою ладонь.
Маршал сжал челюсти, тяжело выдохнул и признался:
— До боли хочу.
Бешено застучало сердце, а Холд поднес мою руку к губам и, поймав мой взгляд, медленно повторил за мной — облизал кончики моих пальцев.
Вселенная, говорят, произошла из взрыва. Жаль, не говорят, что же сгорело в огне, давая жизнь миллиардам новых миров.
Это должно было случиться. Наверное, я поняла это еще тогда, в далеком детстве, в день, когда Лиззи представила меня своему отцу.
Взрыв. Стремительное падение в черную бездну. Вдвоем.
Вспыхнул красным порез на его щеке.
В затопивших радужку зрачках совсем не было тьмы, только алое пламя.
«Сила» — ласково подсказало безумие. Нежный многоголосый шепот в моей голове. Мы давно научились быть вместе. Полгода достаточный срок.
Я дотронулась до его царапины, получая острое, пьянящее удовольствие от этого прикосновения. Не сдержала улыбки. Горячая мужская ладонь скользнула мне на живот. Холд прерывисто вздохнул, лбом уткнулся в мое плечо. Распрямился, обжег взглядом и наклонился к моему лицу. Близко, так близко, что дыхание его стало моим. И я не удержалась, качнулась вперед и укусила его за губу, шалея от вкуса чистой и такой теплой силы.
«Да!» — радостно взревела бездна у меня внутри.
Кухонный стол. Падающий на пол стеклянный стакан. Звон разбитого стекла.
И его губы, терзающие мой рот. Жадные руки под моей футболкой. Деревянная столешница, к которой он прижал меня, впечатываясь в мои бедра. И низкий стон от мучительно сладостного ощущения сильного мужского тела между моих ног.
«Алиана», — то ли звук, то ли мысль. «Алиана», — имя, молитва, признание?
Кислород сгорел в бушующем огне. И дышать было нечем. Соленая, такая сладкая сила на языке. Я застонала от наслаждения, он губами поймал мой стон. Жарко, как жарко вокруг.
Он оторвался от меня, хватая ртом воздух. Посмотрел диким взглядом, будто не понимал, как он здесь оказался. Потерянный, растрепанный, оглушенный. Взлохматил волосы и… отстранился.
Недовольно заклубилась ненасытная тьма.
«Ты мой, ты не можешь уйти!»
Мой ли?
Я мотнула головой.
Жарко. Очень жарко, мешает одежда. И я стянула с себя футболку, чтобы всей кожей почувствовать плотную ткань мундира и холодный металл нашитых на нём пуговиц.
— Алиана, — выдохнул Холд. Огонь его снова взметнулся, а в этой реальности его губы коснулись моих.
«Мой», — тихо заурчало внутри, когда горячее дыхание опалило шею, и я выгнулась ему навстречу, отдаваясь его рукам, сгорая в его поцелуях.
«Да-а-а», — язык его выводил надписи на моей коже.
На кухне исчезли стены.
«Да-а-а», ниже. Ниже, до самого живота.
И сияет подо мной белый алтарь — навеки окаменевшее мертвое тело демона.
«Да-а-а», — он приподнял меня, помогая стащить мягкие брюки.
Шуршат листьями вечно багряные клены. Северная звезда ярко горит на черном небе.
«Да-а-а», — и преград больше нет.
Он развел мои ноги, поймал мой взгляд, обхватил чуть повыше икры и поцеловал в ту самую, разбитую летом коленку. Улыбнулся, показав крошечную морщинку в уголке рта. И я дотронулась до его нижней губы, чуть припухшей от моего укуса.
Сколько силы…
Тихий торжествующий смех. Мой смех.
Ночной лес мрачен. Клубится вокруг белого камня темный туман. Горит огнем тело мужчины, отдавая красную силу довольной тьме. Она жадна. Ей хочется больше, но он не гаснет от того, что она становится наглее. Он разгорается ярче. В сто тысяч крат.
Нет стыда. Что может быть стыдного в поцелуе? И тянет, и тянет сладкой судорогой живот, и смуглые пальцы не позволяют закрыться.
Я приподняла плечи, запустила руки в короткие волосы и оттянула его голову, чтобы видеть его полный откровенной страсти взгляд.
— Да-а-а… — выгнулась, задыхаясь от удовольствия, и двинулась ему на встречу, отпуская и его и себя.
Щелкнула бляшка на кожаном ремне.
«Да-а-а… — довольно повторила бездна в моей голове. — Хорошая девочка. Всё-таки сломала».
Сломала?
Застыл Эдинбургский лес. Небо окрасилось в алый и мгновенно истаяло, превращаясь в белый кухонный потолок.
Кухня. Пирог. Лиззи. Диана. Господин Холд?
И огонь в моем теле превратился в лед.
Испуганно сжалась, а потом попыталась вырваться. Я вдруг поняла, что абсолютно нага перед полностью одетым мужчиной. Подо мной кухонный стол, надо мной — чужой муж!
И это не он раздел меня, это сделала я!
И поцелуи. Везде… Тело прошил спазм болезненного удовольствия, а меня затрясло от отвращения к самой себе.
«Верни, верни его», — яростно зашептала бездна.
Верни!
Красное марево, разъяренная тьма внутри. Ничего не видно. Я сощурилась, схватила с пола одежду.
— Алиана, — прошептал мужчина. — Пожалуйста! — он поймал меня за руку. — Пожалуйста! — повторил Холд.
Я всхлипнула, он притянул меня к себе и поцеловал в ключицу.
«Верни его! Верни!» Тьма клубится вокруг. Под ногами ковер из кроваво-красных листьев.
Нет. Это не возможно. Это не я!
— Не трогайте меня! — скинула его руки.
Дрожащей рукой прижала к груди футболку. Второй попыталась натянуть брюки, ноги путались в ткани.
Черт возьми, он ведь всё это видит! Всю меня видит!
— Хватит, Ана! — рыкнул он на меня.
— Нет. Нет. Нет, — я мотала головой. Меня всё еще колотило.
Рассыпанная на полу малина, перевернутая форма с тестом, разбитый стакан. И мое белье на полу.
Щеки запылали огнем. Господи, как же стыдно!
— Довольно, — уронил господин Николас. — Я впечатлен.
Посмотрела на его лицо. Злой. Очень злой. Никогда я не видела его таким.
Обхватила себя руками. Страшно. Это не человеческий гнев. Потому что сам он — воплощенная война.
— Определись, наконец, с тем, чего ты хочешь, Алиана. Я уже говорил, что дам тебе всё. Незачем торговаться.
