— С удовольствием! — Холд бросил на колени салфетку, под множеством взглядов лакей наполнил его бокал.
— С Рождеством, господин Николас! За победу! До дна.
Сладкая ненависть разлилась в воздухе. Два непримиримых врага, между ними — я.
— С Рождеством, ваше высочество, до дна.
Холд отставил пустой бокал, нервно дёрнул шеей. Серебро на висках, задумчивый взгляд никуда. Он устал и не был дома, судя по отросшей щетине на щеках.
Война, Александр, его высочество Юрий…. а ведь ему, и правда, нет дела до меня.
Я промокнула губы, пряча усмешку за белой тканью салфетки. Ничего, Алиана, от стыда ещё никто не умирал. Будь хорошей девочкой, поздоровайся.
— Здравствуйте, господин Николас, — тихо сказала я.
Холд поднял на меня больные глаза. Меня опалило жаром, не стало воздуха.
— Здравствуй, Ани, — он дернул краешком рта, наклонился ко мне и шепнул, касаясь виска губами: — я пришел забрать тебя.
* * *
Ральф никогда не думал, что будет искренне радоваться появлению маршала. Однако, сейчас это было так. Пожалуй, если выбирать из двух зол, господин Холд — зло наименьшее. Ральф не был параноиком, но обострившаяся интуиция кричала о растущей с каждой минутой опасности. Да, возможно, он подставит друга, сломает ему планы, но, черт возьми, сейчас не до секретов! Он должен защитить Алиану и Элизабет, пусть и ценой их с Николасом дружбы. Осталось только поговорить с Холдом. Без лишних ушей. И как вызвать его на разговор? Ну не подмигивать же ему через двоих соседей?
— Вы так внимательно смотрите на господина маршала, что я почти ревную, — иронично сказал ему Юрий.
Ральф потянулся за вином, соображая, что бы такое ответить на очередную провокацию его высочества, но кроме недопустимых в приличном обществе слов в голову ничего не приходило. Юрий с жадностью смотрел на то, как он делает глоток, но, когда Ральф поставил бокал и приготовился выдать нечто вежливо-нейтральное, его высочество почему-то спросил совсем о другом:
— Скажите, господин Бонк, а как на севере празднуют Рождество?
— Почти как у вас, — Ральф пожал плечами. — Ёлка, ужин, молитва во славу бесконечного круга рождения господа бога.
— Верите в бога, Ральф? — Юрий наклонил голову к плечу.
Ральф задумчиво посмотрел на огонек белой свечи. Интересный вопрос. Церковь давно утратила влияние: науку и образование сложно увязать с религией. Набожность в империи — равно дремучесть. Александр оставил храмы, почему нет? То, что не запрещено, само быстрее сойдет на нет.
Рождество потеряло смысл, теперь это светский праздник — дань старым традициям. Ушла магия, пришла наука. Или это атеизм стал причиной того, что маги перестали рождаться? Что произошло сперва, что стало лишь следствием? Одаренные — те, кого одарил господь. Но если нет веры — нет и бога.
Он бросил быстрый взгляд на сестру, улыбнулся, вспоминая счастливые семейные праздники. В благословенную рождественскую ночь все Бонки садились за стол и брались за руки, вознося молитву. Тогда Ральф еще верил. Верил он, и когда уехала сестра, верил, когда брат сгинул в темной чаще Эдинбурга. Он молился, когда мать корчилась от боли на полу. Жаль, но господь не помог. Детство давно прошло, и он уже ни во что не верит.
— Я верю в себя, — хохотнул Ральф. — За собственное существование я уж точно могу поручиться.
— Надо же, — улыбнулся Юрий. — Я ожидал совсем других слов от правнука Эдинга. Насколько я помню святое писание, Демоноборец, умирая от полученных в страшной битве ран, получил дар в награду из рук самого господа бога.
— Именно, — подтвердил Ральф, — и Эдинг погиб у господа на руках. Странно, не правда ли?
— Что же здесь странного? — мягко уточнил Юрий.
— Господь лечил прикосновением руки, так чего не исцелил воина, победившего чудовище из ада? Эдинг ведь за его паству сражался.
Его высочество довольно расхохотался.
— Мне нравится ваша логика Ральф. Я бы с радостью продолжил с вами этот теологический диспут в более подходящей обстановке. Например, в дворцовой библиотеке. Там хранится знаменитая валлийская библия. Уверен, вам будет интересно её полистать. Тем более, что в ней строфы даны без перевода. В оригинале этот стих читается немного по другому.
— По другому? — Ральф заинтересованно выгнул бровь.
— В университете я изучал мертвый язык, юристам он нужен не меньше медиков, — весело пояснил Юрий. — Незаметно для себя я им увлекся. В моем распоряжении была целая сокровищница — дворцовая библиотека. На валлийском я прочел множество книг и не смог обойти вниманием святое писание. В современную Библию, господин Бонк, прокралась как минимум одна ошибка. Эдинг сражался не за паству господню, не за человечество. Он защищал свою землю, и теперь земля эта носит его имя. Забавно, что вы, его потомки, почему-то не Эдинги, а Бонки.
Ральф вдруг поймал себя на мысли, что и сам бы с удовольствием продолжил этот занимательный разговор. Его высочество был прекрасно образован, что и понятно. Сейчас, когда Юрий перестал смотреть на него, как лишенный десерта сладкоежка на пирожное в витрине магазина, беседа начала доставлять ему настоящее удовольствие.
— Кто знает, что утерялось в веках? — философски заметил он. — Может быть, и не было никакого Эдинга?
— Но ведь существуют на свете Бонки? — сощурился его высочество.
— Существуют, — рассмеялся Ральф.
Его тоже с детства занимал этот вопрос. Почему Бонки, а не Эдинги? Старая крепость хранила историю семьи, но даже в усыпальнице он не нашел ответа. Эдинга там не было, не считать же могилой статую знаменитого деда? Или… он сосредоточился, пытаясь поймать едва оформившуюся догадку.
— Смена имени нашего рода объяснима, если…
Элизабет нервно смяла салфетку, задевая его локтем, и Ральф отвлекся, принимая её извинения. Она сразу же отвернулась к соседу, но он успел поймать ледяной взгляд. Что не так, он был груб? Чем она недовольна?
— Если? — вернул его внимание Юрий.
Ральф улыбнулся и закончил мысль:
— Если Эдинг, победивший демона — женщина.
Юрий широко распахнул такие же синие, как у самого Ральфа глаза.
— Интересная мысль… — зацепился за фразу высочество. — И какова ваша версия, почему в писании забыли об этом упомянуть?
— Так ведь история Валлии насчитывает пару тысяч лет, а ваши женщины до сих пор… забыты, — чуть улыбнулся Ральф, и пояснил: — Эдинбург единственная провинция в империи, где слабый пол уравнен в правах с сильным. Кстати, вот вам и еще один довод в пользу моего предположения.
Мысль его выглядела всё логичнее. Он вспомнил дом: старую крепость, семейную усыпальницу, статую Эдинга, закрывающую выход в лес. За вылазку туда мать отругала Рэна и Ани, а спустя много лет и Ральф туда влез. Длинный, бесконечно долгий лаз… и темное небо над небольшой полянкой. Ковер из опавших листьев, закрывающий белый камень полуразрушенного надгробия со стертыми от времени надписями. Огромный, сияющий в свете желтой луны. Никакого секрета, и тайны никакой нет — всего-то старое кладбище в самом сердце Эдинбургского леса. Не там Эдинг нашел свой последний приют?
