Размешиваю сахар из пакетика в чашке с черным кофе и жду. Не знаю чего: озарения или волшебства какого. Мы сидим в кафе напротив окна. Приятный прохладный ветерок едва колышет листья, а в воздухе уже ощущается приближение осени.
— Ты слышал меня?
Да, слышал. Я пытаюсь осознать произнесенные слова, сказанные Дианой всего пять минут назад. До того, как услужливый официант принес наш заказ: два черных кофе с сахаром, пирожное для нее и мороженое для меня. Ванильный шарик уже начал таять, образуя белую кашицу, в которой плавали кусочки манго. А я по-прежнему создавал бурю из кофе внутри одной маленькой кружки.
— Я нравлюсь тебе. Настолько сильно, что ты перешагнула свои собственные запреты и вышла из тени, бросив самонавешанный ярлык «одиночки».
Сунул ложку в рот, ощущая сладковатую горчинку на языке. Манящий аромат кофейных зерен дразнит ноздри, но я не притрагиваюсь к напитку. Продолжаю смотреть на Диану и ждать. Она же, опустив взгляд, теребит светлую скатерть, игнорируя свой десерт.
— Глупо все это, — вздыхает Загорская, трет переносицу, тихо смеясь. — Мне уже давно не восемнадцать, чтобы вести себя как дура малолетняя. Тем более глупо за парнем носиться, который…
— …моложе тебя на десять лет, — продолжаю за нее, опуская ложку обратно в чашку. Наклоняю голову набок, разглядывая ее черты лица. Она очень красивая, глупо это отрицать. Всегда хорошо выглядит, роскошно одета и знает себе цену. В ней есть все, чего пожелал бы любой мужчина.
Кроме одной-единственной детали, о которой Диана молчала до сегодняшнего дня.
Время. Его у нее нет. Оно истекает, уходит безвозвратно, и я будто слышу, как тикают внутренние часы, отсчитывающие секунды.
— Я хотела сказать, что Блажена очень хорошая девушка. Вокруг тебя много тех, кто любит тебя и еще может полюбить, — заявляет она, переводя тему разговора. Пальцы сжимают кружево на концах скатерти.
— Но выбрал я сегодня не ее. И вряд ли когда-то сделаю это, — отвечаю тихо, сделав маленькую паузу между предложениями.
Наши взгляды встречаются в тот момент, когда Загорская поднимает голову. Смотрим друг на друга не отрываясь. В гомоне и смехе посторонних людей вокруг, прямо тут, за столиком у окна, происходит что-то странное. Я будто отдаляюсь от реальности. Не могу понять ни свои чувства, ни эмоции. И любви мне не нужно, и отпускать ее не хочется.
— Не хочу этого всего, — будто себя убеждая, заявляю. — Отлюбили по полной. До тошноты. Не знаю, зачем людям это чувство — оно травит, убивая тебя.
— Нет, скорее это человек убивает человека. Морально и физически, — вздыхает Загорская, тянется к чашке и обхватывает ее тонкими длинными пальцами. Она слабо улыбается, поднося чашку к губам, делая маленький глоток. — Но это хорошо, если ты не влюбишься. Значит, не будет больно. А я все-таки эгоисткаф и не хочу тебя отпускать.
Когда мы пришли в это место, где все такое приличное до тошноты и детки бегают вокруг, я не знал, к чему приведет этот разговор. Начали за здравие: «Как ты?», «А ты?», «И я хорошо». Стандартный набор вопросов малознакомых людей, скорее приятелей, чем кого-то большего. Я знал Диану почти месяц. Мы общались недолго, затем узнал тайну нашего знакомства и вся связь оборвалась.
Но почему было так тоскливо?
Мы же не привязываемся к человеку за короткий срок. Или я чего-то не знаю? Вся чушь про любовь с первого взгляда — ради бога, оставьте ее унылым романтикам. Я не такой. Однако в этой женщине многое цепляло. От ее яркого образа до мыслей, в которых затаилось то самое долгожданное чувство, коего я был всегда лишен — свобода. Диана Загорская была свободна.
Но сегодня я узнал, что все это лишь напоказ. Есть только отчаяние, последние попытки схватиться за круг в мире, наполненном болью и бесконечной борьбой. С собой, с мнимым сочувствием окружающих. И тогда все встало на свои места.
Не такие уж мы разные, просто каждый умирает по-своему. Я — морально, а она — физически.
— Будь у меня чуточку больше лет, я бы влюбила тебя в себя. Уверяю. Я же невероятная, — она смеется хрипло сама над собой, и это невольно вызывает у меня улыбку.
— Мы бы жили долго и счастливо с тремя котами? — хмыкаю, беря в руки чашку и поднося краем к губам.
— И завели бы золотистого ретривера. Два ребенка, собака, кошки и дом за белым заборчиком, — Диана качает головой. Одной рукой она откидывает прядь волос, щелкая пальцами в воздухе, будто привлекая мое внимание.
— Всегда хотела нормальную семью и мир повидать. Например, съездить в Африку или Австралию.
Кофе уже остыл, мороженое давно растаяло. Одни посетители сменяли других, а бесконечный звон колокольчиков на входе звенел в ушах каждый раз, как открывалась дверь. Солнце садилось, окрашивая улицы в алый цвет. В тот момент, когда я расплачивался, Диана поднялась из-за стола и случайно запнулась. Словно в какой-то момент ее перестали держать ноги. Она едва успела схватиться за стул, чуть не перевернувшись вместе с ним, но удержалась, поднимая на меня взгляд.
«Боковой амиотрофический склероз — болезнь, которая убьет меня раньше, чем я увижу двадцатый "Айфон". Впереди у меня несколько лет отчаянной борьбы за то, чтобы еще на минуту продлить свой срок. Не уверена, что получится. Но очень хочется пожить еще немного».
Я не знаю, как это принять. В моей голове рациональный мозг требует срочно зайти в интернет и почитать «Википедию». В душе ничего, абсолютная пустота. Словно кто-то высосал одним махом все возможные зачатки моих эмоций. Вообще не понимаю, почему понравился ей. И на что она рассчитывала. Хотя, наверное, такие люди живут какой-то другой логикой.
— Не уверен, что смогу правильно на все реагировать, — говорю, невольно подхватывая Диану под руку. Автоматически прижимая к себе и помогая восстановить равновесие. Кажется, она говорила, что постепенно теряет мышечный тонус.
— Я вообще с тобой по-честному поделилась, ибо скрывать глупо. Тем более, работаем на радио и встречаться все равно будем, — ответила Загорская, когда мы вышли на улицу.
Мимо шагали люди, а по дороге проносились машины. Дверь в кафе вновь открылась. Из него вышла смеющаяся пара, по которой я мазнул взглядом, затем вновь посмотрел на Ди. Обхватил руками за плечи и втянул носом воздух, выпуская его со свистом. Внутри что-то зашевелилось.
Укололо где-то в районе сердца, будто кто-то пытался достучаться до меня.
— Если отмотать нашу встречу назад, то получится твое признание в чувствах ко мне. Затем ты попросила прощение за обман…
— Недомолвку, — поправляет она меня, прижимая ладони к моей груди, а затем двигаясь выше к плечам.
— Просто не стала говорить, что уже знаю тебя. Да и смысл. Твои тайны — это личное. Наши разговоры остались там, где прозвучали, — Диана сделала шаг ко мне, убирая руки с моей шеи. Через каких-то пару мгновений мы крепко обнимаемся, я ощущаю аромат ее духов и вижу умиляющиеся лица людей вокруг.
