Они говорят друг за другом. Мягкий голос Дианы сменяется уверенной интонацией Гриши. Касаясь моего плеча, Загорская осторожно скользит кончиками пальцев выше, кладя ладонь мне на щеку, осторожно поглаживая.
— Раз, два, три, четыре, пять, шесть, — принимаюсь судорожно считать, пытаясь уловить ускользающий разум. Закрываю глаза, слушая монотонный голос Гриши, а затем тихий шепот Дианы.
Противный скрежет и мерзкий хохот отступают. Возвращаются звуки, запахи и пульс приходит в норму. Отступает тошнота, хотя сухость во рту неприятно царапает горло при складывании. Кто-то сует стакан холодной воды мне в руку. Отпиваю немного, захлебываясь и начиная судорожно кашлять.
— Мы все решим.
Я вздрагиваю, отдавая подсуетившейся вовремя Ане бокал, и открываю глаза. Диана уверенно смотрит на меня. Отдает телефон Илье, кивая ему, и сжимает мою руку.
— Итак, детка, ты успокоился?
Просил же не звать меня так.
Вздыхаю, приводя себя окончательно в чувство, и оглядываю стоящих людей. Непроизвольно бросаю взор на дверь туалета, но затем сжимаю пальцы Дианы крепче, выдыхая хрипло:
— Да.
— Отлично. Тогда давай найдем двух проказников, — она чуть улыбается, и в этот момент монстры окончательно уходят.
Вновь слышу, как оживает мой смартфон. Мне приходится заставить себя выпустить руку Дианы, потому что я боюсь возвращения чудовищ. Я бросил его на автомате прямо в коридоре на тумбе. Лера берет его первой в руки, озадаченно смотря на меня и протягивает, когда подхожу ближе, непроизвольно продолжая удерживать Ди за запястье. Веду за собой, дабы не потерять. Или не потеряться самому. А она следует тихо, пока остальные косятся на нас.
— Это Блажена, — говорит Северова. Неуверенно смотрю на экран, чувствуя, как Загорская подталкивает меня в спину, и непроизвольно поворачиваюсь к ней, отпуская ее руку.
— Возьми. Не думаю, что она звонит просто так, — уверенно говорит Аня рядом. — Может, дети с ней?
Дети.
Зоопарк. Я же всем говорил, что мы ходили вместе в зоопарк. Там еще эти неуклюжие бамбуковые медведи. Панды.
Господи!
— Алло?
— Ник, наконец-то дозвонилась. Слушай, тут твои брат с сестрой. Гуляли возле панд, помнишь, они им очень понравились. Хотели в клетку пробраться, но наш охранник поймал их. Они не хотят домой, почему-то упрямятся. Приедешь?
Боже, благослови всех пушистых забавных медведей.
Глава 23
Двое маленьких детей попали в зоопарк без сопровождения взрослых. У меня большие вопросы к руководству и охране. Но все потом, поскольку в административном здании я вижу Федю с Василисой рядом с Блаженой. Она показывает фотографии и смеется громче всех. Так звонко, что на нее оборачиваются люди. Только ей все равно. Солнцева не видит осуждающих взглядов, презрительных взоров, осматривающих ее широкую футболку и джинсы пятьдесят второго размера. Просто улыбается миру, будто так и надо. И, глядя на нее, малышня радуется, словно ничего не произошло.
Это иллюзия. Я же знаю.
— Не могу, — я резко торможу на входе, не давая зайти остальным. Охранник косится в мою сторону, но молчит. Отступает, решив, что сделал свою работу, и шагает обратно на пост.
— Ты не можешь сейчас отступить. Просто скажи правду, — голос Ромы слышится позади. Он подталкивает меня в спину, а я упираюсь.
Кому нужна правда? Все хотят жить в иллюзиях. Большинство людей на них жизнь целую построило, семьи держатся за счет нелепых надежд и ожиданий. А тут я: извините, котятки, ваш названный братишка бывший наркоман и немного псих с проблемами. Оставить у себя не могу — таков закон. Но вы же не будете дуться?
Ха-ха четыре раза.
— Никит, им нужно услышать твое мнение.
— Нахер? Все равно это ничего не изменит. Пусть лучше ненавидят, чем жалеют или тоскуют. Так проще пережить боль, — бросаю равнодушно, отворачиваясь и делая шаг в сторону выхода.
Рома с Аней преграждают мне дорогу. Мысленно радуюсь, что Илью вызвали на работу, а Лера решила не навязываться. От сторонней заботы еще больше хочется сбежать на край света и отключить телефон, дабы никого не слышать. Я поднимаю взгляд и смотрю Сташенко в глаза. Он недоволен, осуждает меня. Для него дети — это святыня. Только этих он не возьмет: не готов, боится. Даже Аню пока держит на расстоянии, хоть они вместе. И Филатова, что греха таить, молода и не готова взять ответственность за мелких.
Илья с Лерой? Да у них своих проблем по горло. Без того едва справляются, видно по их уставшим и замученным лицам. С бесконечными кредитами, ипотеками вряд ли можно позволить себе поднять троих. Копеечная помощь от государства курам на смех. Да и вообще, кому нужны чужие дети.
Никому, кроме себя самих. Потому и я им не нужен, ведь все равно нам придется расстаться. Так для чего травмировать душу. Проще сразу обозначить границы.
— Ты не можешь так поступить. Это неправильно, — хмурится Рома, продолжая удерживать меня на месте. Положил руку мне на плечо, крепко сжав пальцы. Немного больно, но в то же время здорово прочищает голову. Если до этой секунды я сомневался, то теперь четко знаю, как поступить.
— Отпусти.
— Ты не пойдешь, пока не поговоришь с ними.
— Отпусти! — рявкаю так громко, что все вокруг замирают. Теперь все внимание приковано к нам. Я буквально кожей чувствую взгляды детей, смотрящих на меня. Не оборачиваюсь, не могу. Опускаю голову, глядя на дорожку, и собираюсь с духом, дабы произнести слова, от которых самому тошно.
— Плевать вообще. Кому они нужны? Приют самое место для оборванцев и нищих.
Возможно, я совершаю огромную ошибку. Они будут меня ненавидеть, поскольку сейчас все воспринимают буквально. Для них весь мир завязан на взрослых. Но там, в приюте, не будет никого. Из сотни детей внимание воспитателей получит только одна десятая часть. Зато Федя с Василисой точно будут готовы к предательству и к тому, что мир — довольно жестокое место. Никто больше не посмеет их обидеть, как когда-то произошло со мной.
Никто никогда не сделает им так больно. Когда ты умираешь каждый день и ненавидишь себя самого за существование. А еще боишься. Жить, дышать, любить, терять — все держится на страхе, навсегда въевшимся в каждую клетку твоего организма.
— Никита?
Я закрываю глаза и втягиваю носом воздух, после чего медленно поворачиваюсь на голос Блажены. Открываю рот, дабы огрызнуться. Не хочется сейчас оправдываться или слушать слова осуждения. Но когда я смотрю на нее, то понимаю, что меньше всего Солнцева собиралась меня учить. Она только наклонила голову набок и улыбнулась, придерживая за плечи детей.
— Я же говорила. Крутой мальчик желает показать, будто ему все равно. Но вы же умнее, правда? Давайте, покажите нашему зазнайке, как должны поступать взрослые люди, — щебечет Блажена, убирая руки и подталкивая детей ко мне.
