«Мы все еще семья».
Увидимся нескоро, мне тоже нужно вырасти. Попросить еще с десяток прощений, полюбить самого себя, забыть о зависимости. А главное: преодолеть собственные страхи, которые шагают за мной по пятам.
— Ты слышишь? Ничего не будет!
В этот раз Лена не получает желанного ответа.
Глава 40
Маршрут до городского приюта животных я знаю наизусть. Мне не нужно смотреть в приложение «2ГИС» или судорожно рыться в ссылках, дабы отыскать адрес. Я сижу в машине, задумчиво разглядывая знакомую вывеску. Пальцы сжимают сигарету, рядом сидит Аня и молча смотрит на меня.
— Хочешь, я схожу? — она наконец решается задать вопрос.
— Нет, я должен сам, — тихо отвечаю, повернув к ней голову. В серо-голубом взгляде тревога, но она все равно касается моей руки и переплетает наши пальцы в замок. И улыбается так солнечно, как умеет только Аня Филатова — уже почти Сташенко.
— Ты же знаешь: я люблю тебя и всегда поддержу. Мы — семья, — ухмыляется эта мелкая поганка, сжимая пальцы.
Мы встретились на одной из вечеринок. Кажется, тогда я выпил совсем немного и дозы таблеток хватило провести вечер в компании с нищебродами. Во всяком случае, так я их называл про себя. Лена бесилась от нее. Разглядывала фотографии Анны, привезенные нашим человеком. Рвала их на куски и вновь собирала по кусочкам, аккуратно склеивая вместе. Иногда она громко смеялась, показывая их мне и приговаривая:
— Хорошенькая, правда? Наша дочь — твоя сестра. Не вздумай на нее засматриваться!
Мне было плевать на эту девчонку. Очередная жертва сумасшедшей одержимости моей тетки. Вначале Рома, затем — его помощница Аня. От меня лишь требовалась следовать указкам сумасшедшей госпожи: подружись, влюби, уничтожь, приведи. У Лены было семь пятниц на неделе, потому и со Сташенко она так долго тянула.
Хочу — не хочу. Надо — не надо.
Мне все равно, просто дай дозу и отъебись. Но ведь так неинтересно, если есть ручная собачка по имени Никита. Щенок на привязи: дернула поводок, передавила трахею и рада. Она шептала свои больные фантазии, касаясь меня и представляя Рому с Аней. Тошнило меня, но ей же насрать. У нее там бурное воображение разыгралось, едва не придушила Аньку, стоило до нее добраться.
— Хреновенький из тебя психотерапевт, — проворчал я, отгоняя подальше мрачные мысли. — Больше напоминаешь бесячую старшую сестру.
— О-о-о, ты назвал меня сестрой, — умилилась эта дурочка, попытавшись обнять в ответ.
Пришлось отбиваться — задушит ведь от радости. Некоторое время мы шутливо боролись в салоне новенького Аниного «Ниссан Жук», купленного ей в подарок на Новый год. Филатова громко хохотала, пытаясь то растрепать мне волосы, то чмокнуть в щеку. Кажется, в ней не осталось ничего от былой запуганной девчонки, что сидела в гостиной нашего дома и боялась шелохнуться. Начисто стерся из памяти последний пир в семье Воронцовых. Пожар забрал не только две жизни и наш дом, он уничтожил все плохое для Ани.
Прислонившись лбом к ее лбу, вдруг вспомнил день, когда пригрозил ей изнасилованием, и невольно усмехнулся. Даже тогда она в меня верила — кто бы знал почему.
— Спасибо, — выдохнул я, вкладывая в это слово все невысказанное ранее. Она поняла, моргнула несколько раз и широко улыбнулась, погладив по щеке.
— Ты справишься.
— Да, справлюсь, — точно мантру повторил за ней, закрывая глаза.
Есть вещи, за которые надо попросить прощения. Возможно, Блажена Солнцева никогда меня не простит за попытку убийства в наркотическом угаре, а та записка просто жест доброй воли — она ведь хороший человек. Может быть, сейчас попросит развернуться и исчезнуть из ее жизни — я не знаю. Шагая по темному коридору, разглядывал многочисленные стенды с фотографиями зверей и счастливых людей, ставших хозяевами этих брошенок.
Выход во внутренний двор с вольерами находился дальше. Несколько раз мне попались знакомые лица, правда, я практически не знал их по именам. Они удивленно кивали, кто-то даже улыбался. Один из парней, стоя в компании таких же молодых ребят, протянул мне руку для приветствия.
— Давно тебя не было, — улыбнулся он. Нигде в моей памяти не стрельнуло. Безучастно разглядывая его черты лица, я только кивнул и ответил:
— Просто занят был. Проблем много.
— Да, Блаженка говорила, что ты уезжал куда-то. Круто, что вернулся. И спасибо за материальную помощь.
«Уезжал?» — вопрос остался невысказанным. Мне как-то было странно: кто-то заметил мое отсутствие, ведь не так уж часто я здесь бывал. Особенно в последние месяцы, будучи под таблетками. Все больше откупался денежными переводами.
— Беляш в нашем больничном крыле у клетки с новеньким. Четыре недели назад привезли крупного лабрадора: какой-то мудак сбил его и оттащил в канаву, бросив умирать, — услышал уже в спину и резко остановился, а затем обернулся.
— Беляш? — я пропустил остальную часть про собаку, это прозвище почему-то резануло слух. Точно, это же я Солнцеву так назвал. Пару раз случайно, затем еще несколько раз в обращении среди местных работников.
— Прости, — развел руками очередной незнакомец, а остальные засмеялись. — Очень ей подходит. Она не обижается.
— Долбодятлы, — пробормотал я, разворачиваясь обратно в сторону выхода и шагая вперед.
Не обижается, да. Но не значит, что это Блажене нравится. Просто молчит, глотая очередное обидное выражение, и не старается на этом зацикливаться. Нет, люди все-таки тупые. Их не изменит ни апокалипсис, ни климат. Удивительно, сколь легко они подхватывают стадом какую-нибудь гадость. Коллективный упрощенный разум в действии.
— Вас бы стулом ебашить для профилактики, но ведь нельзя, — ответил сам себе, доставая сигарету и прикуривая прямо на улице.
Всюду слышался лай, жутко воняло, где-то мяукали кошки. В холодное время года животных максимально переселяли в небольшую пристройку во внутреннем дворике. Там располагалось больничное крыло для особо тяжелых случаев, где обычно находился либо приезжий ветеринар, либо кто-то из работников приюта дежурил у клеток. Под ногами чавкала весенняя грязь — ботинки мгновенно испачкались. Видимо, вахтер не слишком заморачивался уборкой территории. Приют по-прежнему не вызывал у меня теплых чувств, а на пушистых засранцев я смотрел с легкой долей цинизма и равнодушия. Оказавшись в небольшом одноэтажном здании, с удивлением отметил новый ремонт: наконец-то спрятали под плитку торчащие провода, сделали светильники, покрасили стены. Установили новые вольеры для будущих пациентов и тех, кого нельзя было держать на улице с поздней осени до середины весны.
В одной из таких клеток на меня сквозь прутья смотрел пучеглазый недоросль. Уши большие, передние лапы длинные, тельце небольшое, шерсти почти нет — страшный, как моя жизнь.
— Ну и кто ты? — поинтересовался у чудовища, смеющего скалить зубы, стоило подойти ближе. Существо тявкнуло, сделало круг в небольшом пространстве и чихнуло. Не считая мисок, пары игрушек, теплой лежанки, внутри больше ничего не помещалось.
