И я, как могла, успокаивала его и клялась, что никуда не исчезну.
Сейчас, в свете последних событий, я не верила собственным воспоминаниям. Ибо, несмотря ни на что, продолжала искренне полагать: что бы не случилось, любящие люди никогда не женятся на других.
«Спектакль, это просто был спектакль, где актёр настолько вжился в роль, что и сам поверил в свою любовь, и других убедил. Да что там! Сам великий Станиславский сказал бы: «Верю», не то что такое наивное сентиментальное создание, как я. В общем, браво, Дмитрий. Браво, и всего хорошего в вашей новой, счастливой жизни!»
Кажется, с этой мыслью я и уснула.
Глава 22. Жизнь после смерти
Снилось мне, что я сижу на облаке и беспечно болтаю ногами. Облако неторопливо проплывает над «родной» Чукоткой. Магистр развалился рядом, щурясь на солнце, а снизу нам приветственно машут руками наивные собратья.
— Как обычно витаешь в облаках? — слышу я слегка укоризненный голос Лики, и её сотканная из солнечных лучей фигурка мягко опускается рядом со мной.
Я так рада её видеть, что не нахожу слов и просто счастливо улыбаюсь.
— Ну и чему ты радуешься? — строго спрашивает она, хотя вид у неё совсем не строгий. — Что у вас тут вообще происходит?! Смотрю, история с Дмитрием, как я и думала, продолжается?
— Ну почему же, — пожимаю я плечами, — как раз теперь всё точно закончено. Он обещал подарить мне звёздное небо, а оказалось, это был планетарий. Думаю, мы больше даже не увидимся.
— Это ещё неизвестно, — говорит Лика.
— Что ты, всё известно! — возражаю я.
— Ну, хорошо, — вздыхает любимая тётя. — Но как-то же надо устраиваться… Не нравится мне, что ты одна. Вот, например, Александр, отличный же парень, и ты давно его знаешь.
— Сашка мне друг. Я с ним никак не могу.
— Ну так к Денису присмотрись. Тоже неплохо: покладистый, обеспеченный. И между прочим, не гуляка, как Кирилл…
— Ой, Лик, я тебя умоляю! Вот ты мне сосватала, так сосватала! — я со смехом валюсь на облако. — Он же кретин полный! Мне даже поговорить с ним не о чем!
— Да и не надо с ним говорить! Говори с другими, кто тебе не даёт?
— Нет, я так не умею, — мне уже не смешно, я поднимаюсь и серьёзно смотрю на неё. — Мне нужно всё и сразу.
— Ну понятно. Как всегда, мёд и ложкой, — вздыхает она. — А что у вас вообще там творится?
— Да нормально всё…
— Андрей в больнице, трупы какие-то — это, по-твоему, нормально? — хмурится Лика.
— Ну… не так, конечно, безоблачно, как хотелось бы… — мнусь я, удивляясь её осведомлённости, — но Андрею уже лучше. Расследование ведётся, и следователь, вроде, ничего, надеюсь, всё выяснит. Так что ты не беспокойся…
— А я беспокоюсь, и очень беспокоюсь! Особенно за тебя. Поезжай, пожалуйста, домой. А лучше к родителям, — настойчиво говорит она.
— Да не могу я сейчас! — возмущаюсь я. — Что вы меня все спровадить норовите?! Скажи лучше, кто это всё затеял? Кирилл?
Лика открывает рот, чтобы ответить, но в эту секунду начинается гроза, и ответ тонет в грохоте.
***
Но оказалось, никакой это не гром. Барабанили в дверь, и Сашкин голос грозился её высадить, если я немедленно не отзовусь.
— Саша, иди к чёрту, — послушно отозвалась я, и взглянув на часы, с удивлением обнаружила, что время движется к полудню.
— Рит, я есть хочу, — пожаловался Веселовский.
— И в чём проблема? Не знаешь, где столовая?
— Знаю, — вздохнул Сашка. — Но без тебя не пойду.
— Господи, как вы мне все надоели… — простонала я, усилием воли заставляя себя подняться.
Интересно, зомби умываются? Во всяком случае, я решительно не желала этого делать, как, впрочем, и переодеваться. И как была, во вчерашнем вечернем платье поползла в столовую. Сашка удручённо плёлся следом. По его помятому виду было ясно, что ночь он, скорее всего, провёл-таки под моей дверью. Тоже упёртый на всю голову.
По пути нам никто не встретился, в кухне и столовой тоже никого не наблюдалось. Но стол был накрыт к завтраку, и кофе ещё не остыл, из чего я заключила, что Ольга если и ушла куда-то, то совсем недавно.
— А где все? — безразлично поинтересовалась я, наливая себе стакан молока. Есть совершенно не хотелось.
— Юноши отбыли к месту службы, а Ольга — в больницу. К двум обещала вернуться, — с готовностью отрапортовал Сашка, при виде еды значительно приободрившийся.
— Да? Странно… Помнится, Виктор Андреевич не разрешал выходить из дома…
— Ей разрешил.
Понятно. Значит, репрессии здесь только на меня распространяются… В другое время я бы возмутилась, но сейчас мне было всё равно.
— Сашка, а тебя похмелье не мучает? — безучастно спросила я, наблюдая, с каким аппетитом приятель уплетает завтрак. Накануне мы так крепко выпили, что лично меня слегка подташнивало.
— Никогда, — вгрызаясь в сложнонавороченный горячий бутерброд, ответил он.
— Везёт же некоторым… — вздохнула я, принимаясь за молоко.
Магистр, глядя на меня, хмурился и отказался от еды, тоже ограничившись молоком, которое отнюдь не входит в число его любимых блюд.
Некоторое время Сашка ел молча, настороженно поглядывая на меня. Но, перейдя к кофе, решил всё-таки заговорить.
— Извини, я не хотел тебя огорчить… — осторожно начал он.
— Да брось ты, — перебила я, — вовсе я не огорчилась.
— Ну я же видел, что ты расстроилась.
— Ты видел совсем не то, что было на самом деле, — спокойно ответила я.
Неужели он всерьёз полагает, что мои вчерашние ощущения можно обозначить так примитивно? Да не расстроилась я, Саша, не расстроилась. И не огорчилась. Какой-то своей частью я умерла, а ты, друг мой, и не заметил.
Мне самой всё это было странно, ведь я давно поняла, что Димка — совсем неподходящий для меня человек… Тем не менее, известие о его свадьбе почему-то стало убийственным ударом. И сейчас я пыталась разобраться, почему. Неужели всё дело в моей безумной гордыне? Так это, получается, не у него, а у меня раздутое до небес чувство собственничества?..
Впрочем, думала я обо всём об этом без всяких эмоций, просто хотелось понять для себя причины таких неожиданных реакций. Чисто теоретически.
Пока я размышляла, Сашка внимательно вглядывался в моё лицо, силясь обнаружить на нём признаки упомянутого огорчения. Наивный! Что можно увидеть на лице покойника, кроме спокойствия. А вдоволь насмотревшись, в очередной раз выпалил:
— Рит, выходи за меня замуж.
— Веселовский, у тебя точно навязчивая идея. Это даже уже не смешно. Может, тебе к психиатру обратиться?
