Колдун, вызванный в палатку, покосился на меня, явно силой воли удерживая себя на месте. Стало еще интересней, кажется, не только мне. Грэгор буквально подался вперед, впиваясь взглядом в черноволосого и черноглазого колдуна.
– Что вы хотите узнать, господин? – спросил мужчина, явно взвесив шансы уйти от любопытного Грэгора. Шансы были нулевые. Это понимала я, это понимал и сам колдун.
– Ты знаешь, кто это? – спросил Саллидан, кивая в мою сторону.
Брайан, сидевший тут же и разбиравший какие-то бумаги, на мгновение оторвался от них и посмотрел на колдуна, словно удостоверяясь, что никакой угрозы тот не несет, а потом снова опустил голову, шурша листами и свитками. Кажется, это были отчеты по обеспечению армии всем необходимым, начиная от портянок, заканчивая хлебными лепешками и крупой.
– Знаю, господин, – отозвался колдун, снова покосившись в мою сторону.
– Ты боишься, – заключил Грэгор, как-то подозрительно улыбаясь. – Отчего?
Колдун упорно молчал. И не понятно было, отчего он молчит: то ли толком не может облечь свои знания в слова, то ли просто не желает обо мне говорить Грэгору.
Я поняла, что он ничего так и не скажет. Встав со стула, я, шурша длинным платьем, подошла к колдуну. Тот явно сдержал себя, чтобы не сделать шаг назад. Он просто стоял, замерев, кажется даже перестав дышать, и смотрел.
– Меня зовут Арлет, – представилась я, замечая, как мужчина ощутимо напрягся. Неужели он действительно меня боится? – А вас?
– Эордан, – представился мужчина, с заметным усилием разлепляя губы, словно что-то склеивало их, – госпожа.
– Расскажите мне, что вы знаете, – попросила я, ради любопытства прикасаясь к локтю колдуна. Тот качнулся, но тут же замер, а лицо его ощутимо побелело. – Они многое знают, вам не стоит переживать, что вы выдадите какую-то тайну. Ну же, так кто я, по-вашему?
– Я… – начал Эордан и осекся. А потом как-то обреченно выдохнул и заговорил: – Если вы, госпожа, считаете, что обычным людям дозволено знать об этом, то кто я такой, чтобы ослушаться вашей просьбы. Колдовской народ знает вас как Хранительницу туманного безвременья. Есть еще имя – Госпожа долины забвенья. И еще одно – Ведьма Пепельных туманов.
Мы с Грэгором переглянулись. Даже Брайан оторвался от своих бумаг и с интересом прислушался. Я и не знала, что у меня будет столько имен.
– И что это значит? – спросила, убирая руку с локтя мужчины. Кажется, тот облегченно вздохнул, правда постарался не показать этого. – Откуда такие имена?
Колдун больше не стал запираться.
– Я не знаю, – ответил он, пожав плечами. – Люди придумали. А означают… Вам, госпожа, лучше об этом знать, ведь именно вы храните наши души после смерти.
Грэгор с любопытством посмотрел на меня, но я качнула головой. Рассказывать о том, что такое туманы на самом деле, желания у меня не было.
– И вы меня ощущаете? – поинтересовалась, возвращаясь на стул.
– Конечно, – Эордан кивнул, заметно расслабившись. – Любой из колдовского народа чувствует, когда сменяется хранительница. У нас ходит поверье, что вы не умираете, а просто на время засыпаете, возвращаясь в новом облике. День, когда госпожа просыпается, у нас принято праздновать.
Я вскинула брови. Грэгор едва не приплясывал от восторга.
– То есть для вас она кто-то вроде божества? – задал он вопрос, сверкая глазами в мою сторону так, что мне стало не по себе. Грэгор – поистине страшный человек.
– Не совсем, – неуверенно ответил Эордан, замявшись. – Но что-то близко. Считается, что увидеть вас, госпожа, воочию – большая удача.
– Тогда почему вы так шарахаетесь от меня? – спросила, несколько недоумевая.
Эордан на короткий миг опустил голову. Ему явно не хотелось говорить, но я подбадривающе улыбнулась ему, и он сразу приободрился. Брайан, заметив это, недовольно заворчал, шурша бумагами.
– Издавна считается, что вас, госпожа, нельзя злить, так как вы можете не дать душе после смерти соединиться с предками. И это многих страшит. Кто знает, какое слово или действие вы сочтете оскорбительным для себя. Мы ведь простые люди, – словно оправдываясь в чем-то, сказал колдун, явно ощущая себя после каждого слова все более неловко.
Я была удивлена. Честно говоря, даже не знала, что у меня есть такое право. А есть ли оно? Может быть, все это придумала какая-нибудь вёльда, которой хотелось власти? Да, кажется, если такое и было, то ей вполне удалось.
Даже не знаю, радоваться мне подобному или же огорчаться.
Глава 46
«Как обычно – когда в моей жизни происходит что-то такое, что раз и навсегда переворачивает ее, я пугаюсь. Наверное, это нормально, я точно не знаю, но тогда я тоже ощутила вполне знакомый страх. Впрочем, чтобы бояться, у меня были веские причины, но чуть позже я осознала, что даже страх и возможная судьба не страшила меня так, как потеря. У меня всегда так: сначала я жажду получить, получив – пугаюсь, а потом отчаянно не желаю отпускать. В тот раз страх прошел быстро и вместо него пришла неуемная радость, а чувства к мужу снова изменились, раскрасившись дополнительными цветами».
Из воспоминаний Арлет Каннингем-Куинн
Проснувшись, я несколько минут лежала, прислушиваясь и к себе, и к окружающей обстановке. Судя по звукам, доносившимся с улицы, лагерь давно уже встал.
Приподнявшись на локте, поморщилась. В последние недели я стала не переносить запах готовящейся на кострах каши. А уж если каша пригорала, то я едва могла сдержать рвотные позывы. Признаю, иной раз приходилось уединяться, чтобы не смущать остальных своей явно не нормальной реакцией. Случалось это, как правило, по утрам, так что до сих пор мне удавалось скрывать свой необычный недуг.
Я пыталась понять, что со мной такое, ведь до этого момента никогда не страдала чем-то подобным, но так ни к чему и не пришла.
А еще я заметила за собой резкие перепады настроения. Могла обидеться на Брайана ни с того ни сего. Но мне хватало силы воли не показывать этого. Сложнее было со слезами. Я никогда не была слишком плаксивой, бывало, даже побои от отца переживала стойко, но сейчас… Что-то с моим организмом точно случилось, так как иной раз приходилось надолго уединяться, чтобы переждать очередной порыв поплакать. Это было… странно.
К тому же появились не менее странные пристрастия в еде. Порой я ловила себя на диком желании пожевать кору от дерева или же хотелось немедленно съесть чего-нибудь кислого или приторно-сладкого.
Сказать, что я испугалась, – ничего не сказать.
Я привыкла к себе. Знала обо всех своих желаниях, могла более-менее контролировать свои эмоции, не допуская слишком сильных вспышек. Хотя стоит признать, что порой внутри бушевала буря. И вот сейчас мое собственное тело предавало меня. Иной раз я едва сдерживала то, что вспыхивало во мне.
